Карфаген должен быть разрушен

Царь пил фиал за фиалом. Сидевший напротив человек с узкой седой бородкой говорил тихо, вкрадчиво, без всякой интонации, но закончил энергично:

— Итак, казна пуста.

Антиох с усилием повернул голову. Кажется, смысл доклада до него не дошел.

— Как пуста, Лисий? — спросил он.

Лисий не растерялся:

— Ну так, как будет пуст стол, если убрать с него посуду.

Он провел по поверхности стола ладонью, словно бы счищая крошки:

— Не осталось ничего. Половину съел твой египетский поход. Треть — осада Иерусалима. Остальное разошлось по мелочам: пиры, подарки послам, содержание соглядатаев, постройка кораблей. У меня тут все записано.

Лисий протянул Антиоху свиток.

— Но тут одни расходы, — сказал царь, отстраняя свиток. — А доходы? Дань с Армении пятьдесят талантов. Взносы эллинских городов. Портовые сборы. А зерно и масло с моих земель? Монополия на продажу вина? Все это деньги!

Лисий покачал головой:

— Это так. Но Артаксий, которого твой царственный родитель поставил над армянами, не признает твоей власти и отказывается платить. С эллинских городов взято за пять лет вперед. Арабы нападают на караваны. Оронт обмелел, и корабли не доходят до Антиохии…

Глаза Антиоха налились кровью.

— Я заставлю… заставлю Артаксия платить. Я сам поведу войско.

— Война стоит денег, повелитель, — осторожно заметил Лисий.

— Но ведь я разбил Птолемея, завоевал весь Египет, кроме Александрии! — закричал Антиох. — Жрецы Мемфиса провозгласили меня фараоном, возложили на меня корону Верхнего и Нижнего Египта! Все золото Египта было бы моим, если бы не ромеи, будь они прокляты!

Он ударил кулаком по столу. Один из фиалов со звоном упал на пол.

— А пожалуй, с Арменией у тебя верный расчет, — внезапно оживился Лисий. — Конечно, она не так богата, как Египет, но зато и препятствий никаких. Ты достигнешь Артаксаты[27] прежде, чем армянские послы сумеют добраться до Рима… К тому же дорога в Армению идет через Табы…

— Через Табы! — радостно воскликнул Антиох. — Ну конечно же, через Табы! Там единственный храм, где я еще не бывал! Вот где окупится дорога в Армению!

Внезапно послышался шум, как от падения чего-то тяжелого.

Царь и царедворец переглянулись.

Первым обрел дар речи Лисий.

— Что это?

— Тебе лучше знать. Ты как следует проверил, что в зале никого нет?

— Разумеется! И у входа поставил стражу, — быстро проговорил Лисий, надеясь, что царь слишком пьян, чтобы уловить едва слышное шуршание одежды.

Пытаясь отыскать упавший предмет, они обшарили весь зал.

Вдоль стен стояли треножники с бронзовыми статуэтками богов и героев. Они принадлежали Антиоху Великому. Увлекаясь коринфской бронзой, он наполнил ею все свои дворцы.

Лисий наклонился и поднял с пола статуэтку.

— Вот что упало. В зале никого нет.

Он протянул Антиоху статуэтку. Тот взглянул на нее и побледнел. На лбу его выступили капли пота.

— Что с тобою, государь?

— Артемида… — пробормотал тот. — В Табах храм Артемиды.

— Ну и что? — нашелся Лисий. — Артемида пала пред тобою, показав, что готова на жертвы.

Посланец Деметрия

Три дня Диодор не мог встретиться с Лаодикой. Сначала он искал загородный дом, где она скрылась ото всех, а когда нашел, едва сумел уговорить слуг, чтобы те его впустили.

При виде бывшего царедворца Лаодика еще ниже опустила голову.

— Я не нуждаюсь в утешениях, Диодор! — проговорила она устало.

Вся в черном, она была прекраснее, чем в то далекое время, когда девушкой отправлялась в Македонию. «Изумруд в черной оправе!» — подумал Диодор.

— Я пришел не утешать тебя, — начал Диодор торжественно. — Я пересек море, чтобы передать тебе благую весть.

Лаодика вздрогнула.

— Твой царственный супруг и твои сыновья милостью всевышних богов живы. Ромеи сохранили им жизнь, поселив в городке, затерянном в лесах Италии…

Слезы хлынули из глаз женщины, и она их не вытирала.

— Живы… Ты не ошибся… Ты их видел?

— Их видел эллин-цирюльник, живший в том городке, а затем переехавший в Рим. Он отыскал меня и сообщил эту новость…

— Но кто верит цирюльнику? — перебила Лаодика.

— Я сказал, что цирюльник видел пленников. Но о том, что они живы, знает весь Рим. Известно также, почему ромеи, вопреки своему обыкновению, не казнили царя и его сыновей после триумфа. У Эмилия Павла, пленившего твоего царственного супруга, за несколько дней до триумфа скончался мальчик, такого же возраста, как твой Филипп. И он, сочтя смерть карой богов, в чем, я думаю, не ошибся, внял мольбе другого своего ребенка пощадить пленников. Этот маленький ромей также внезапно скончался через несколько дней.

Лаодика задумалась.

— Все это звучит как сказка. Жизнь моих мальчиков выкупили своими жизнями сыновья этого ромея. Мне даже его жалко.

— О, нет! — воскликнул Диодор. — Эмилий Павел не достоин доброго слова. Твой супруг и твои сыновья остались живы благодаря его суеверности, а не великодушию.

— Как ты думаешь, смогу ли я их увидеть?

— Не знаю. Вряд ли тебя пустят в Италию… А если попросить Антиоха, чтобы он обратился к ромеям с просьбой…