Карфаген должен быть разрушен

С того дня Катон, не жалея времени, наблюдал за Сципионом. Войско тогда стояло в Сицилии, хотя ему давно было пора осаждать Карфаген. Сципион же целыми днями пропадал на агоре Лилибея, накинув поверх туники паллий[58], окруженный философами и другими бездельниками.

Как раз в это время Катону стало известно, что легат Сципиона и его любимчик Племиний захватил город Локры и устроил там чудовищную резню. При этом Племиний разграбил знаменитый храм Прозерпины, остававшийся нетронутым во всех войнах, которые велись на юге Италии. Теперь у Катона был материал для обвинения Сципиона, и он послал в сенат описание «художеств» самого Сципиона и тех преступлений, которым он попустительствовал.

В курии Сципиона не любили и немедленно назначили комиссию для проверки его деятельности. Но Сципион выкрутился, уведя войско в Ливию, где вел себя так, словно карфагеняне его подкупили. Он заключил мир с Карфагеном, вместо того чтобы его разрушить.

Прошло немало лет, пока Катон получил возможность вести против Сципиона открытую войну на Форуме. Он преследовал его без устали. Он выбросил его из Рима. И вот теперь надо писать о человеке, которого ты продолжаешь ненавидеть и после его смерти.

Какая-то мысль озарила Катона. Он развернул папирус, окунул в чернила тростник и стал быстро писать квадратными, как в старинных свитках, буквами.

Сказка

Колесница Гелиоса уже спустилась к горизонту, и через все море тянулась широкая пурпурная полоса. Попадая в нее, паруса кораблей становились похожими на бабочек. Они порхали по волнам, как по лугу, то скрываясь, то вновь появляясь, словно затеяли между собой какую-то игру. На берег с тихим рокотом катились волны, а достигнув его, разбивались с жалобным плеском.

Прижавшись друг к другу, Андриск и Элия, как завороженные, долго молча смотрели вдаль. Они впитывали красоту мира и его тревогу, и какое-то незнакомое им чувство поднимало их, как на крыльях.

— Андриск! — прошептала Элия одними губами. — Ты веришь в сказки?

— Нет, — отозвался юноша. — Но мне снятся сказочные сны. По ночам я летаю. Отрываюсь и без усилий несу свое тело в локте или двух от земли. И когда просыпаюсь, мне кажется, что я смогу повторить этот полет. Но это обман.

— А я живу в сказке, — мечтательно произнесла девочка. — Хочешь, я ее тебе расскажу?

— Да, Элия!

— Я уже не римлянка, а царевна с далекого сказочного острова. Однажды, когда я собирала на лугу цветы, на меня напал дикий бык. Он поднял бы меня на рога, но тут неизвестно откуда появился сильный и прекрасный юноша. Он пронзил быка мечом и вернул меня, потерявшую сознание, к жизни. С первого взгляда я поняла, что это он, о котором я мечтала, царевич из страны, что за морем.

— И вдруг… — вставил Андриск, вживаясь в сказку.

— Да, вдруг, — продолжала Элия, — появляется моя мачеха. Нет, не моя, а сказочная отвратительная старуха. Она уводит меня в подземелье, а царевича превращает в дракона, такого же страшного, как она сама. И вот я во мраке, колдунья заставляет меня собирать рассыпанные зерна, обещая, что выпустит, когда я их соберу. Как же их соберешь в темноте? Но мне помогают муравьи, которые собирают все до зернышка в огромную кучу. Колдунья взъярилась, но слова своего не нарушила. Отпустив меня, она пригрозила, что убьет дракона, если я не отыщу золотую пряжу. Я обошла весь остров. Люди пожимали плечами и смеялись надо мной. Они даже не знали о существовании золотой пряжи. Но камыши, через которые я пробиралась, нашептали мне, как ее найти. Золотые нити плели пауки в темном лесу, я намотала их на руку и отнесла моей мучительнице. Рассвирипев, она прорычала: «Я не убью дракона, но он никогда не станет царевичем, если ты не соткешь мне золотой хитон». Я села за работу, но сотканное мною днем мачеха распускала ночью. И я поняла, что никогда не увижу царевича.

— И все же вы встретились? — спросил Андриск.

— Я увидела в небе орла, — продолжала Элия, — державшего что-то в клюве. Когда он был уже недалеко, я поняла, что это ситула[59]. Опустив ее со мной рядом, осторожно, чтобы не расплескать, он проговорил человеческим голосом: «Это вода от колдовства», — и взмыл в небо. Я положила пряжу в воду, и нити больше не распускались. А когда хитон был готов, я повесила его на плечо и, взяв в руку ситулу, пошла искать дракона.

— И как ты его нашла? — спросил Андриск.

— Мне помогли ласточки, — продолжала Элия. — Они низко кружились над моей головой, и, следуя за ними, я спустилась к реке. Там рос огромный дуб. Верхушка его упиралась в небо. К стволу толстой медной цепью был прикован дракон. И я поняла, что это мой суженый. Я набрала в рот воды и опрыскала дракона, легшего к моим ногам. Цепь рассыпалась, дракон стал юношей, еще более прекрасным, чем был. Я протянула ему хитон из золотых нитей, и он стал неуязвим для козней и колдовства. Мы шли к морю, чтобы сесть на корабль. На пути нас поджидали стражники, посланные колдуньей. Но стрелы отскакивали от золотой пряжи и убивали тех, кто их метал. И не было больше преград для нашей любви.