Карфаген смеется

– Все устроено, – сказал я. – Сегодня вечером я встречаюсь с офицером из британской разведки.

Она пришла в восторг:

– Ты хочешь, чтобы я отправилась с тобой?

– Я должен пойти один.

– Когда я тебя увижу?

– У тебя в комнате, сегодня поздно вечером или завтра утром.

Когда я уходил, она меня поцеловала – взволнованная заговорщица, неопытная леди Макбет. Я едва сдержался.

Не зная, объявлен ли комендантский час, я заказал автомобиль сразу после наступления сумерек. Два нанятых мной албанца отнесли наши вещи к ожидавшему внизу «мерседесу», а Эсме, бледная и дрожащая, в совершенно неуместном коротком шелковом платье и отороченном мехом зимнем пальто, стояла, спрятав руки в горностаевую муфту. Вдобавок она надела одну из своих самых больших и самых безвкусных шляп. По крайней мере, с облегчением подумал я, она выглядит вдвое старше своих лет. Я нес свой чемодан с чертежами. В нем хранилось мое будущее и мое состояние. Автомобиль едва протиснулся в узкий мощеный переулок, и все же его почти тотчас же окружила толпа беспризорников. Некоторые из них явно были не местными, они свободно говорили по-русски. Я уже привык к этой новой породе светловолосых нищих. Как раз в тот момент, когда Эсме наклонила голову, чтобы сесть в автомобиль, я посмотрел на другую сторону переулка, решив, что к нам движется потенциальный убийца. Но оказалось, что это всего лишь маленькая турецкая девочка лет шести. Она только что облегчилась прямо у крыльца и теперь поправляла одежду. Она обернулась с радостной улыбкой, как будто услышала знакомый голос, потом увидела меня, и выражение ее лица изменилось. Девочка тихо заплакала.

Я сел в машину вслед за Эсме. Оставалось еще несколько часов до нашего отъезда в Венецию, но я думал, что следовало поторопиться. Шофер нажал на газ, и дети разбежались в разные стороны. Когда мы выехали на Гранд рю, я посмотрел назад. Нас не преследовали. Опустив занавески на стеклах автомобиля, я заметил, что Эсме, сидевшая рядом со мной на широком кожаном сиденье, начала дрожать. Я заволновался – неужели она в самом деле была больна? Похоже, у нее немного поднялась температура. Как только мы приедем в Венецию, подумал я, нужно будет показать Эсме хорошему доктору, даже если на это придется потратить последние деньги.

К тому моменту как мы достигли малого причала и заставили шофера остановиться как можно ближе к ограждению, моя девочка совсем побледнела. Я гладил ее по руке. Шофер по моей просьбе принес ей шербет из ближайшего кафе. За барьером до сих пор стояли таможенники, но они уже начинали собираться по домам. Они болтали, курили, обменивались шутками. Скучающие британские и французские военные полицейские блуждали тут и там, причина их присутствия оставалась тайной даже для них самих. Темная вода была покрыта нефтяной пленкой, отражавшей свет керосиновых ламп и вспышки газовых фонарей, из соседнего бара доносился глухой стук турецких барабанов. Появилось немало моряков, их заинтересовал наш лимузин. Я опустил занавески. Эсме по-прежнему дрожала рядом со мной, потягивая шербет и не отводя пустого взгляда от шеи сидевшего впереди безразличного шофера. Один из моряков небрежно потянул дверь на себя, но я придержал ее изнутри. Когда я выглянул наружу в следующий раз, корпуса нескольких больших судов загородили от меня значительную часть гавани. Нам с Эсме следовало пройти через большие железные ворота, чтобы добраться до причала. На посту стоял один охранник, итальянец, и капитан Казакян попросил его не слишком внимательно изучать наши бумаги.