Карфаген

Как бы то ни было, сенат счел необходимым напомнить Массанассе о союзе и о том, что римляне нуждаются в его помощи. Однако сенатские послы уже не застали престарелого царя в живых. В память о прежних дружественных отношениях со Сципионом Массанасса просил Эмилиана разделить наследство между его сыновьями [ср. у Евтропия, 4, 11; Орозий, 4, 22, 8]. Политическое значение этой миссии и для Рима, и для самого Эмилиана очевидно. Эмилиан сделал все, чтобы максимально ослабить Нумидийское царство и еще крепче привязать его к Риму. Он сделал царский титул, как говорит Аппиан, общим достоянием всех трех претендентов — Микипсы, Гулуссы и Мастанабала, причем Микипсе он предоставил обладание Циртой и царским двором, т. е. формальную верховную власть, Гулуссе — ведение войны и заключение мира, а следовательно, и командование армией, а Мастанабалу — суд над подданными, т. е. гражданское управление [Aпп., Лив., 105-106; Ливий, Сод., 50; Зонара, 9, 27][578]. Это решение лишило каждого из них необходимой полноты власти (особенно комическое зрелище должен был представлять Микипса, лишенный реальных полномочий) и подготовило почву для раздоров в отдаленном будущем между членами нумидийского царского дома. Однако оно позволило Эмилиану привести в римский лагерь всадников Гулуссы и направить их на борьбу с Фамеей [Апп., Лив., 107][579].

Впрочем, долго воевать с ним не понадобилось. Эмилиан нашел случай вступить в личные переговоры с Фамеей, предложил спастись ему самому, коль скоро он не может спасти государства, и обещал прощение и благодарность римлян. Фамея, видимо скептически оценивавший перспективы карфагенского сопротивления, но не желавший обнаруживать своей заинтересованности в обещаниях Эмилиана, сказал, что обдумает его слова и своевременно сообщит [там же]. Между тем Манилий снова двинулся к Неферису против Гасдрубала, расположился там лагерем, но добиться успеха по-прежнему не смог. Как раз в этот момент Эмилиан получил известие от Фамеи, который с частью (измене остальных помешал Ганнон Белый) своего отряда перешел на сторону римлян [Апп., Лив., 108; Диодор, 32, 17, 1; Ливий, Сод, 50; Зонара, 9, 27]. Теперь Манилий счел возможным отступить к своему основному лагерю [Апп., Лив., 109].

Там его уже ожидал новый консул — Луций Кальпурний Писон Цесоний, которому сенат поручил ведение африканской войны. Командовать флотом назначили Луция Гостилия Манцина. Манилий должен был возвратиться в Рим; туда же он отправил и Эмилиана вместе с Фамеей. Сенат щедро наградил Фамею за предательство, пожаловав пурпурное одеяние с золотой пряжкой, коня с золотой сбруей, полное вооружение и 10 000 драхм. Обещали ему и еще больше, если он будет и в дальнейшем помогать римлянам. Фамея, в свою очередь, заверил недавних врагов в преданности и, воодушевленный открывшимися ему блестящими перспективами, воротился в Африку, в римский лагерь [там же].

Кампанию 148 года Писон начал атаками на африканские города. Ему не удалось овладеть Аспидой, но он захватил какой-то другой пункт, названия которого источник не упоминает, а затем подступил к Гиппону Диарриту и безуспешно осаждал его в течение целого лета. Потеряв все осадные орудия, Писон удалился на зимние квартиры в Утику [Апп., Лив., 110; Зонара, 9, 29].

Такой ход военных действий, естественно, внушил карфагенскому демократическому правительству уверенность в своих силах и надежду на победу, тем более что к Гасдрубалу перебежал от Гулуссы нумидиец Бития с 800 всадников, а Микипса и Мастанабал вовсе не торопились помогать римлянам [Апп., Лив., 111].

В этих условиях пунийский совет развернул энергичную дипломатическую работу, пытаясь сколотить новую антиримскую коалицию. Его послы в это горячее время побывали и у нумидийцев, и у Лжефилиппа. Карфагеняне опять где силой, а где убеждением овладели почти всей Ливией [там же].

В самом Карфагене возобновилась и приняла чрезвычайно острые формы борьба за власть, теперь уже в демократической «партии». На одном из заседаний совета Гасдрубал внезапно обвинил начальника городского гарнизона Гасдрубала внука Массанассы в том, что тот фактически помогает своему дяде Гулуссе. Обвиняемый в смятении не нашелся, что отвечать, члены совета тут же забили его скамьями насмерть[580]. Вся карфагенская армия перешла теперь под командование Гасдрубала [Апп., Лив., 111; Орозий, 4, 22, 8]. Все шло, как прежде.