Карибский брак

Доктор подошел к окну и раздвинул шторы. Снежинки оседали на стекле, образуя узоры, напоминающие облака. На ветвях платанов, растущих на нашей улице, лежал снег.

– Никаких птиц нет, – сказал Хейди.

Но я заметила трех черных птиц.

Подойдя к окну, я распахнула его, и в комнату сразу ворвался ветер, а с ним снежинки, оседавшие на пол. Я стала кричать на птиц и махать руками, прогоняя их, пока Хейди не оттащил меня от окна и не закрыл его. Затем он задернул шторы. Я, дрожа, села в кресло и предложила чай Фредерику, но он отмахнулся от него.

– Дорогая, – сказал он, узнав меня, – ты ведь тоже видела их, правда?

– Наверное, малярия, которую он перенес после приезда на Сент-Томас, повредила его печень и селезенку, – сказал доктор, когда я вышла проводить его в прихожую. Он дал моему мужу хинин, добытый из коры какого-то южноамериканского дерева. Однако, для того чтобы он полностью оказал свое действие, надо было принимать его при первых же приступах болезни, а не годы спустя, но в то время, когда Фредерик был молодым, это лекарство было недоступно. А теперь у него к тому же образовалась опухоль в брюшной полости – возможно, рак желудка. Но невозможно было взять образец ткани на исследование, потому что Фредерик слишком слаб для внутриполостного вмешательства. Хейди велел мне охлаждать тело мужа, если его начнет бить лихорадка, и давать ему чай каждый час. Взять плату за визит он отказался.

– Вы для нас как члены семьи. Зовите меня при первой необходимости.

Вскоре я поняла, что прописанный доктором чай был всего лишь наркотическим средством, предназначенным облегчить пациенту процесс умирания, а не вылечить его.

Стройное сильное тело моего мужа увяло, его живая энергия испарилась. С каждым часом он все больше терял связь с действительностью. Но когда я ложилась рядом с ним, в нем что-то оживало. Мы лежали обнявшись, и я дышала ему в рот, чтобы моя душа могла вдохнуть силу в его душу, но все было без толку. Я плакала по молодому человеку с красивым лицом, который стоял в нашей кухне на Сент-Томасе и отводил взгляд, очевидно, боясь встретиться им со мной. Но в конце концов он посмотрел на меня – и тогда, и сейчас. Он открыл глаза и узнал меня. Никто не знал меня так хорошо, как он.

Это продолжалось трое суток. Жестина, ее дочь или кто-нибудь из внучек приходили посидеть со мной. Приступы лихорадки становились все более сильными. Фредерика охватывал такой холод, что ничто, казалось, не могло его согреть. На третий день я послала за Камилем. Он пришел сразу же, принеся с собой запах снега и красок. Он похудел, отрастил длинную бороду и был одет, как какой-нибудь крестьянин. Я воздержалась от комментариев по поводу всего этого и позволила ему трижды поцеловать меня. Он принес также букет гиацинтов – тех же цветов, которые были у меня, когда я поняла, что муж умирает. Цветы были темно-фиолетовыми и пахли одновременно весной и снегом.

– Жаль, что ты не сообщила мне раньше, – сказал сын, сбросив пальто и подойдя к кровати. Он позвал отца, но тот был где-то далеко и не слышал его. – Так что, это конец? – спросил Камиль. Было видно, что он потрясен. – И никакой надежды?

– Надежда есть всегда, – ответила я так, как сказала мне в далеком прошлом Адель, когда я чувствовала себя несчастной во время первого замужества. И, к моему удивлению, она оказалась права. Но сейчас надежды не было, только сыну я не могла это сказать.

Фредерик спал, охваченный лихорадкой, и тяжело дышал. Его напряженное дыхание напомнило мне свист ветра, прилетавшего на наш остров из Африки перед сезоном дождей. Я уже несколько дней не переодевалась, не умывалась, не ела и не покидала этой комнаты. Камиль, очевидно, заметил, в каком я состоянии, – это было видно по выражению его лица. Он взял стул и сел рядом со мной.

– Ты, наверное, не знаешь, что однажды мы с отцом пошли к водопаду и, раздевшись, нырнули в пруд. Отец сказал, что, если я протяну в воде руку, маленькие рыбки подплывут ко мне, и они действительно подплыли. А в другой раз я нашел в высокой траве рядом с водоемом человеческий скелет.

– Я знаю это место, – ответила я, с удовольствием вспоминая пруд, мимо которого проходила, направляясь к травнику, чью смерть мой сын предвидел, когда был еще грудным младенцем.

– Мы купались там в тот же день, когда прогнали дочь мадам Галеви.

Я посмотрела на Камиля с удивлением. Муж не рассказывал мне, что участвовал в этом благородном деле. Я полюбила его за это еще больше.

– Я держал у себя кольцо мадам Галеви, которое напоминало мне об этом дне. И еще я хранил ее секрет, но теперь в этом нет смысла.

– Да, секреты она любила, – кивнула я.

– Она сказала мне, что твой кузен Аарон был ее внуком. Ее дочь бросила новорожденного ребенка, потому что его отец был африканцем.

– Я думаю, ты ошибаешься, – возразила я, но тут вспомнила о том вечере, когда мадам Галеви приходила в наш двор, а я думала, что она ведьма.

– Твоя мать потеряла сына, и они с мадам Галеви пришли к соглашению, что твоя мать вырастит мальчика в нашей вере, так что никто не узнает правды о дочери мадам.