Карибский сувенир

Небоскребы, отели, автомобили, магазины, в которых можно купить абсолютно все — от знаменитой дакарской стеклянной посуды до камчатских крабов. В тени роскошных домов и богатых магазинов — группки молчаливых людей. Руки их, соскучившиеся по работе, глубоко засунуты в пустые карманы брюк. Это безработные.

Мы идем по прекрасной улице красивейшего города Африки и слышим все тот же жалобный, заунывный стон-просьбу: около стены сидит слепая негритянка с ребенком. Мимо них проходит молодая женщина с большущей собакой на поводке. Француженка равнодушно проходит мимо, а пес обнюхивает негритянку и скалит острые клыки… И я еще раз подумал: долго ли вот так, как этот пес на негритянку, будут скалить французские колонизаторы свои клыки на молодую республику?

— Ну что ж, кое-что мы о Дакаре узнали, — говорит Виктор и смотрит на часы. — Не пора ли домой?

Домой — это значит на наш теплоход, олицетворяющий для всех нас в этом далеком путешествии частицу Родины. Сопровождаемые толпой мальчишек, чистильщиков ботинок, мы отправляемся в порт. Жаров поторапливает нас. Но на одной из улиц мы все же останавливаемся около резчика по дереву. Парень, который вчера размышлял над куском красного дерева, уже держит в руках изящную, стройную антилопу. Изогнув тонкую шею, она наклонилась, чтобы утолить жажду.

Парень поднимает голову, протягивает мне антилопу: «Купите… память об Африке…» Я беру антилопу в руки, внимательно разглядываю ее — вещь сделана превосходно. Чувствую, как настойчиво не спускает с меня глаз смуглый скульптор: ведь сегодня он еще ничего не продал.

Я хотел купить куртку, но приобрел красную антилопу. Пускай стоит на моем письменном столе. Напоминает об африканской стране Сенегал…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Трансатлантический разрез. Зона мертвых вод. Маленький фантастический мир. Удивительные находки. Охотники за морскими летучками. Как поймать акулу.

Кругом океан, а сверху небо. Рано утром, когда солнце еще не взошло, небосвод окрашен в нежнейшие розовато-зеленые тона. Постепенно, по мере того как за горизонтом поднимается солнце, небо загорается оранжево-желтым огнем. Но вот на востоке появляется ослепительная красная полоска — это солнце как любопытный глаз заглядывает в ожидающую его природу. Светило поднимается из-за горизонта тяжело, неохотя. В эти утренние минуты алый, как будто набрякший, переполненный жаром солнечный диск похож на перезрелый африканский помидор. Кажется, ткни в него чем-нибудь острым — и расплескается своим пламенным соком светило, обагрит весь мир жгучей влагой… Но нет, некому расплескать солнце, и оно, поднатужившись, вылезает на линию горизонта. Это не простая полоска океана — восточный горизонт для солнца как стартовая линия. А финиш — полоска горизонта на западе. Сделав еще одно усилие, солнце подбрасывает свое тяжелое тело вверх и начинает многочасовой бег по голубому полю небосвода.

Океан, небо и солнце. Изо дня в день вода, синева над головой, жгучие лучи, нацеленные в спины, головы, плечи.

Ни встречного судна, ни чаек — бескрайняя голубая пустыня.

Уже вторую неделю пересекаем мы Атлантический океан с северо-востока на юго-запад. Где-то очень далеко за кормой осталась душная, знойная Африка, далеко впереди — Южная Америка. В этих пустынных местах, где разрезает сейчас своим острым форштевнем теплые воды наша «Олекма», не проложены судоходные линии. В этих краях не встретишь рыбацких судов: слишком далеко от берега, сюда даже чайки не залетают.

Прошел уже месяц, как мы покинули порт. За месяц мы опять привыкли к тесным, душным каютам, к постоянно раскачивающейся, колеблющейся под ногами палубе. Кожа наша стала смуглой, желудки — вместительными, ладони — твердыми, мозолистыми. И если в первые дни дальнего похода нас, паучников, пугали гигантские морские порции борща и каши, то теперь мы съедаем все без остатка и иногда, после особенно тяжелой работы, заглядываем на камбуз с просьбой:

— Кокочка, а нельзя ли повторить?

И, как правило, судовой кок — добродушный и веселый Иван — охотно откликается на такую просьбу. Кок наш большой любитель музыки и песен. По вечерам вместе с камбузным матросом Аркадием он распевает песни под аккордеон и в такт щелкает ложками. Кок участвует во всех самодеятельных концертах и декламирует по судовому радио стихи. Хороший музыкальный парень Иван Корнищак. И камбуз содержит в порядке: все там блестит, сверкает. Но что-то не везет ему в этом рейсе, вернее, не ему, а нам: то суп недосолит, то второе пересолит. Когда ему об этом говорят, кок всегда оправдывается:

— Судно, ребята, качнуло, рука дрогнула — и соль в картошку бах! Невозможно работать, как по кочкам везут!

Если же обед получился хороший и рука кока не дрогнула, то Корнищак стоит в дверях камбуза и на матросские слова: «Спасибо, Ванюха» — вежливо кивает головой, украшенной поварским колпаком.

К сожалению, так бывает значительно реже. Чаще же, услышав гневные возгласы из салона, он оставляет в камбузе Аркадия, а сам уходит в каюту, валится на койку и делает вид, что спит…