Карл Барт Очерк догматики

Тайна творения, понимаемая в христианском смысле, не связана в первую очередь — так полагают глупцы в своем сердце — с проблемой того, существует ли Бог как Создатель мира, поскольку с христианской точки зрения дело не может обстоять таким образом, что мы поначалу предпосылаем действительное существование мира, а затем спрашиваем, существует ли также и Бог. Первое, с чего начинаем мы, — это Бог-Отец, Сын и Святой Дух. И отсюда возникает серьезная христианская проблема: действительно ли дело обстоит так, что Бог не желает быть только для самого себя и что вне Его есть и мир, что мы суть наряду с Ним и вне Его?

В этом загадка! Тот, кто хоть в малой степени пытался созерцать Бога, постичь Его таким, каким Он открыл себя нам — Бог в тайне, Бог в вышних, Бог Триединый и всемогущий, — тот должен удивляться тому, что есть мы, есть мир наряду с Ним и вне Его. Бог не нуждается в нас, Он не нуждается в мире, в небе и в земле. Он богат сам по себе. Он владеет всей полнотой жизни, все величие, вся красота, все благо и вся святость есть в Нем. Он достаточен для самого себя. Он есть счастливый в себе Бог. Для чего тогда мир? Здесь в живом Боге, здесь есть все. Как может быть наряду с Богом нечто, в чем Он не нуждается? Это загадка творения. И ответ дает учение о творении: Бог, не нуждающийся в нас, сотворил небо и землю и меня самого «из чистой отцовской милости и милосердия без всякой моей заслуги и достоинства, за все я должен быть благодарен и за все восхвалять, за все служить и быть послушным, поистине это так». Не чувствуете ли вы в этих словах Лютера удивление перед творением, перед милостью Бога, в силу которой Бог желает не быть в одиночестве, желает иметь рядом с собой какую-то действительность?

Творение есть милость. Перед этим положением в особенной мере хочется остановиться в благоговении, страхе и благодарности. Бог дозволяет быть отличной от себя реальности, он дозволяет ее в ее действительности, своеобразии и свободе. Существование творения наряду с Богом — это великая загадка и чудо, великий вопрос, на который мы должны и можем дать ответ — ответ, который дан нам в слове Бога. Это подлинный вопрос о существовании, который по существу и принципиальным образом отличается от покоящегося на заблуждении вопроса: «Существует ли Бог?» То, что есть мир, — это нечто в высшей степени неожиданное, это чудо милости Божьей. Разве дело не обстоит так, что мы, сталкиваясь с бытием и не в последнюю очередь со своим собственным бытием, можем лишь с удивлением констатировать, что это бытие истинно и действительно — ведь мне позволено быть, позволено быть миру, хотя он представляет собой отличную от Бога реальность, хотя мир в совокупности с человеком и потому и со мной самим не есть Бог? Бог в вышних, Отец, Всемогущий, Он не своекорыстен, Он дозволяет и другому быть, Он не только допускает бытие другого, Он не только разрешает бытие другого, Он дает ему его. Мы суть и небо и земля, суть в их кажущейся бесконечности, поскольку Бог дает им бытие. Таково великое содержание первого положения.

А это означает и следующее: так как Бог дозволяет этому миру иметь и свое бытие, свою действительность, своеобразие и свободу, то этот мир не есть сам Бог, как то постоянно утверждается в пантеистических заблуждениях. Дело не в том, что мы в какой-то мере являемся Богом. Наше греховное заблуждение состоит в том, что мы «хотели бы быть как Бог». Дело, таким образом, не в том, что, как объясняет древний и новый гностицизм, Библия называет Сыном Бога то, что в своей основе есть сотворенный мир и что мир природы есть дитя Бога. Дело также не в том, что предполагается понимать мир как истечение, как эманацию из Бога, как нечто божественное, что исходит из Бога подобно тому, как вытекает поток из источника. Это было бы в действительности не творение, а какое-то движение жизни Бога, какое-то выражение Его самого. Творение же означает иное, оно подразумевает отличную от Бога реальность. И наконец, нельзя понимать мир как явление Бога, в результате чего Бог был бы в определенной мере идеей.

Бог — единственный, кто обладает действительностью, сущностью и свободой, это одно, а другое — небо и земля, человек и космос. И это другое не есть Бог, оно есть через Бога. Это другое не имеет самостоятельного основания. Если бы дело обстояло таким образом, то мир обладал бы своим собственным принципом и был бы поэтому по отношению к Богу самостоятельным и независимым. При таком видении мира существование Бога могло бы иметь место, но это был бы далекий, отделившийся от мира Бог. Существовали бы два царства и два мира: с одной стороны, наш мир со своей собственной действительностью и закономерностями и, с другой стороны, его царство и его мир. Все это можно было бы нарисовать прекрасными и сочными красками, изобразить какое-то отношение между потусторонним и посюсторонним, можно было бы порекомендовать человеку быть «в пути» отсюда туда. Однако такой мир не был бы миром, существующим через Бога, от Бога, целиком и полностью принадлежащим Ему и укорененным в Нем.