Карл Брюллов

Как-то раз в Академию прибыл генерал-губернатор столицы Милорадович. Учеников собрали в рекреационном зале, где в торжественной тишине было зачитано письмо Милорадовича, обращенное к недавно вступившему в должность президенту Алексею Николаевичу Оленину. Читал послание сам Оленин. В письме говорилось о том, что надобно выделить лучшего ученика, дабы он написал государя-императора, когда тот, путешествуя по России, соскочил с дрожек, чтобы оказать помощь изнуренному голодом больному крестьянину. Выбор пал на Брюллова. Он довольно скоро написал картину, которую в прессе хвалили за верность движений, за живость. А превыше всего — за сам сюжет: чем более зыбким становилось правление, тем более настойчиво требовала государственная власть восхвалений. А править Россиею действительно делалось день ото дня труднее.

Последние годы пребывания Карла в Академий и еще два, оставшиеся до его отъезда в Италию в 1823 году, совпадали с ужесточением реакции. Былой авторитет Александра развеялся окончательно. В том самом 1819 году, когда Карл пишет «Нарцисса» и царя Александра, Пушкин, готовя сборник стихов, вычеркивает из «Воспоминаний в Царском Селе» все упоминания о царе-освободителе, именуемом теперь передовою публикой «деспотом» и «тираном». Только силой мог теперь император российский сдерживать кипение умов. Всякое проявление свободомыслия тут же вызывает ответные волевые усилия правительства и наоборот: очередная доза гонений и притеснения — личностей ли, печати — рождает новый акт неповиновения, до поры скрытого бунтарства. Национальное самосознание и гордость были разбужены в народе войной и усыпить их невозможно никакими строгими мерами пресечения. Различные политические и литературные общества, тайные и явные, возникают в те годы одно за другим. 1816 год — первая организация декабристов «Союз спасения», 1818 — «Союз благоденствия», тремя годами позднее Южное и Северное общество. В 1818 году в столице образуется «Общество учреждения училищ по методе взаимного обучения» — легальная организация «Союза благоденствия». По сути таким же было и общество «Зеленая лампа». В доме Никиты Всеволожского на Екатерингофском канале под зеленым — цвет надежды — абажуром собирались Трубецкой и Дельвиг, Гнедич и Улыбышев, частым гостем бывал и Пушкин. Брюллов, как и Пушкин, не принадлежал к готовящемуся заговору, но и о нем можно было сказать, как сказал о Пушкине князь Вяземский: «Он жил и раскаялся в жгучей атмосфере. Все мы более или менее дышали и волновались этим воздухом».

Как ни была отгорожена Академия от жизни, но слухи обо всем, происходившем в стране, проникали за ее стены. Академисты — и в числе первых Брюллов — постоянно общались с писателями, актерами. Да и не только с ними. По свидетельству однокашника Карла — Солнцева, частыми гостями у пенсионеров и академистов старших возрастов были братья Бестужевы, Рылеев. Поскольку ученики были в большинстве выходцами из простых сословий, среди них могли найтись родственники или знакомцы тех, кто составлял собою ряды бунтующих солдат — и таким путем могли просачиваться слухи. А уж тем более не могли академисты не знать о том, что творилось в университете. В 1820 году там предали суду лучших профессоров — А. Галича, А. Куницына, К. Германа и других. Они обвинялись в атеизме, в распространении революционных идей. Правительственные меры не обошли и Академию. На глазах у Карла Брюллова и его сверстников менялась там атмосфера. Он еще застал прежний патриархальный уклад академического быта, когда отношения и профессоров меж собою, и учителей с учениками были достаточно простыми и добрыми, когда Академия была как бы особым государством со своими обычаями и привычками, существующим несколько отдельно от остальных жителей столицы. Он сам участвовал в бесхитростных маскарадах, где все семьи профессоров, разряженные в самодельные костюмы из пестрой папиросной бумаги, набранной в соседней табачной лавочке, веселились вместе с академистами до упаду. Вечерами — опять-таки старшие ученики участвовали в этом — в Академии музицировали. Редко кто из профессоров и воспитанников не играл тогда, и порядочно, на каком-нибудь инструменте. Составлялись квартеты, квинтеты: скрипач Воробьев, флейтист Гальберг, виолончелисты и пианисты Демут-Малиновский, А. Меер, Н. Токарев. Некоторые, как Воробьев и Демут-Малиновский, были настолько хорошими музыкантами, что их приглашали играть в дома обоих графов Виельгорских, Михаила и Матвея.