Карл Бруннер

Потом вскидывает голову, резко поворачивается и идет к двери. Он идет прямо, не сгибаясь, чуть-чуть пошатываясь.

— Останьтесь, молодой человек! — окликает его начальник.

Это звучит, как приказ.

Молодой человек продолжает идти, не оборачиваясь.

Начальник вскакивает и кричит:

— Стой!

Точно щелкание бича…

Но молодой человек идет дальше. Он проходит мимо Карлуши и выходит из комнаты.

В курительной тихо. Все замолчали. Такое непослушание! Это ведь открытое нарушение дисциплины!

Карлуша прячется за портьеру. Он едва не дотронулся до руки молодого штурмовика, когда тот проходил мимо него.

В это время офицер тоже встал и подошел к начальнику.

Начальник снова закуривает погасшую сигару. Выпуская легкий дымок, он говорит офицеру ласковым голосом:

— Пойдите, успокойте немного нашего молодого товарища.

Но Карлуша видит его глаза. Видит, как они странно подмигивают офицеру. Это неспроста. У Карлуши сжимается горло.

Офицер быстрыми шагами покидает комнату. В коридоре, у самой двери, он на секунду останавливается. Смотрит направо, налево. Конечно, он ищет молодого штурмовика с темными глазами. Карлуша видит все это из-за портьеры. Он видит также, как офицер отстегивает задний правый карман у брюк и высвобождает револьвер.

Карлуша оглядывается. Гимназист тоже хочет выбежать из комнаты. Он сгорает от любопытства. Но начальник одним движением перехватывает юношу на полдороге.

— Оставаться тут, — спокойно говорит он. — Тебе там нечего делать.

Три дамы молча смотрят друг на друга и втягивают головы в плечи. Их охватывает дрожь.

Лысый толстяк в смокинге неодобрительно качает головой.

— Неслыханно! — нервно говорит он начальнику. — Неслыханно! Такое отсутствие дисциплины!

— Будьте совершенно спокойны, — улыбаясь, отвечает начальник. — Мы не терпим непокорности в наших рядах.

Карлуша выходит из комнаты. Длинный коридор пуст. Все белые двери закрыты.

«Где барон?» мелькает в голове у Карлуши.

Барон все это знает. Барон все это делает. Барон всем тут распоряжается.

Вдруг он слышит позади себя быстрые шаги. Он оборачивается. Адъютант и два рядовых штурмовика, которых не было среди гостей, почти бегом проходят по коридору.

Карлуша прижимается к стене. Свеча гаснет. Трое мужчин пробегают мимо, не замечая его. Они бегут к черному ходу. Что там происходит?

Горло мальчика сжимается все сильнее. Но его все-таки тянет пойти за ними следом.

Черный ход слабо освещен. Никого не видно. Где же двое слуг? Трое кельнеров? Где господин Иоганн и фрейлен Лизбет? Все исчезли.

Окна черного хода раскрашены. Но, если прижать нос вплотную к стеклу, можно кое-что увидеть.

Карлуша смотрит вниз. В ночном саду мелькают неясные тени сбившихся в кучу людей. Человек пять. Кто-то лежит на земле и отбивается руками и ногами. Его тащат по земле.

«Это, верно, молодой штурмовик с темными глазами! — думает Карл. — Его будут бить и убьют, потому что он не хочет больше служить фашистам».

— Карл! — раздается внезапно низкий мужской голос.

Мальчика охватывает ужас. Он еще никогда не слышал этого голоса. И все же он знает, кто его зовет.

Барон стоит на верхней ступеньке. Прямой, в черном смокинге, высокий, как дерево.

— Что тебе здесь нужно? — спокойно спрашивает он. Но каждое слово падает тяжело, как камень.

^{— Что тебе здесь нужно? — спокойно спрашивает барон.}

Карлуша хочет удрать. Но для этого надо пройти мимо барона. Мальчик делает два шага и останавливается.

— Ну, скоро? — говорит барон.

Мальчик хочет пройти мимо, но падает без чувств навзничь.

Когда тетушка Мари прибежала на помощь к Карлу, сигары и папиросы были уже собраны с пола. Об этом позаботился господин Иоганн. Карлушу он не тронул. Это его не касалось.

Тетушка Мари понесла мальчика в постель. По дороге она шептала ему на ухо:

— Карлуша, мой мальчик Карлуша! Держись молодцом!

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

— Невероятно! Неслыханно! Откуда эти мерзавцы берут такие конверты? Невероятно! Какая-то тайна!

Вот что было сказано спустя несколько дней после бала у барона Лангенхорст.

Начальник гестапо (гестапо — это тайная государственная полиция) уже в третий раз протирал носовым платком пенсне, снова надевал его на нос и в третий раз рассматривал письма, лежавшие перед ним на столе. Он не верил своим глазам.

Нет! Все оставалось по-прежнему: в конвертах, снабженных штампом:

НАЦИОНАЛ-СОЦИАЛИСТИЧЕСКАЯ НЕМЕЦКАЯ РАБОЧАЯ ПАРТИЯ.

ОКРУЖНОЕ РУКОВОДСТВО. БЕРЛИН.

находились коммунистические листовки.

У стола стоял шпик. Он кисло-сладко улыбался и тихо говорил:

— Штамп не поддельный, господин начальник. Это настоящий официальный бланк.

Начальник стукнул кулаком по столу так, что заплясали перья и карандаши.

— Но где же они его воруют?

Шпик поднял высоко плечи.

— Этого я еще не знаю, — ответил он. — Хорошо, что я хоть раскопал, каким образом коммунистические листовки попадают в казарму штурмовиков. Письма в таких конвертах, разумеется, не вскрываются нашей цензурой.

Он наклонился и добавил шепотом: