Карл Маркс. Любовь и Капитал. Биография личной жизни

Маркс и Женни тоже переехали. Теперь, когда все их дочери, кроме Тусси, наконец-то обустроились, им больше ни к чему был такой большой дом, как Вилла Модена. В начале 1875 года они перебрались в дом на Мейтланд-Парк-роуд {18}. Дом был все равно достаточно велик по сравнению с домом на Графтон-Террас, однако с двух сторон примыкал к другим домам. Перемен было не очень много, внутреннее устройство дома Марксов почти не изменилось. На первом этаже по-прежнему располагался кабинет Маркса, и доносившиеся теперь оттуда слова, речи и разговоры по-прежнему превращались в книги…

Тем временем, Лиссагарэ начал писать свою главную книгу, «Историю Парижской Коммуны 1871 года», кроме того, они с Тусси занялись журналом «Красное и Черное». Тусси описывала его как еженедельное ревю на политические темы с рассмотрением революционных перспектив — статьи для него собирали по всей Европе и Америке {19}. Тусси делала для Лиссагарэ примерно то же, что Женни делала для своего мужа много лет назад в Брюсселе: она писала социалистам и коммунистам, прося у них материалы и статьи для еженедельника. Увы, хотя начало еженедельника осенью 1874 г. было многообещающим, в январе 1875 г. он благополучно заглох {20}.

Международное социалистическое движение снова сосредоточилось на внутренних проблемах. Мужчины — и что немаловажно, женщины — работали в своих странах, создавая местные политические партии и проявляя все меньше интереса к тому, что происходило за границей {21}.

К 1875 году, после политически бурного периода «пост-Коммуны», Франция приняла новую конституцию, предусматривающую избрание палаты депутатов и сената, которые, в свою очередь, вместе избирали президента Республики. (Первым президентом был Мак-Магон, человек, чьи пушки расстреляли Французскую революцию.)

Эта новая структура означала, что двери во власть для рабочих приоткрылись лишь самую малость, пусть и немного — но для того, чтобы об их чаяниях и требованиях узнало правительство {22}. Однако, как бы ни обнадеживали перемены во Франции, самые драматические события происходили в Германии.

В марте был принят проект программы, предусматривавшей слияние двух основных рабочих партий Германии — Общегерманский рабочий союз и Социал-демократической рабочей партии Германии. До сего момента, они практически делили пополам поддержку рабочего класса, и это ослабляло каждую из партий. Теперь их лидеры, придя к согласию, предложили создать единую Социалистическую рабочую партию Германии (СДПГ).

Удивлению Маркса и Энгельса не было предела, они ничего не знали о предпринимавшихся усилиях; хотя в целом идею объединения они поддерживали, но опасались, что Либкнехт (вместе с Бебелем возглавлявший Социал-демократическую рабочую партию) слишком многое уступит своим новым союзникам, приняв доктрину Союза (а Союз был создан покойным Лассалем, соперником Маркса). Эта доктрина, по мнению Маркса, неточно интерпретировала историю, мало внимания уделяла международной солидарности трудящихся, была основана на устаревшей экономической теории и включала только одно социальное требование — государственную помощь рабочим {23}. Хуже того, в этой программе совершенно не учитывалось значение профсоюзов. Энгельс писал Бебелю:

«Этот пункт имеет первостепенное значение; это самая верная классовая организация пролетариата, в рядах которой он ведет свою ежедневную борьбу с капиталом; борьбу, в которой он мужает и закаляется для грядущих битв; борьбу, в которой он уже не может проиграть, даже при самой жесткой реакции». {24}

Несмотря на возражения из Лондона, Объединительный конгресс собрался в Германии, в Готе, в мае 1875 г.; на нем было одобрено слияние двух партий и создание новой (в 1890 году она станет существующей по сей день Социал-демократической партией Германии).

Маркс и Энгельс планировали хранить молчание и дистанцироваться от программы новой партии {25}, но в конце концов Маркс решил, что должен ответить. Он написал памфлет «Замечания к программе Германской рабочей партии», в котором безжалостно разобрал весь документ почти дословно {26}.

«Совершенно очевидно, что для того, чтобы вообще иметь возможность сражаться, рабочий класс должен организоваться у себя дома как класс, и что полем его битвы станет его собственная страна».

Это Маркс пишет в ответ на утверждение новой партии, что борьба за равные права есть прежде всего борьба национальная. Далее он утверждает, что было бы наивно полагать, будто в эпоху глобальных транзакций какая-то страна может изолировать собственную экономику, и что международная солидарность рабочего класса может являться второстепенным вопросом {27}.

Он лихо подхватывает смутный и неопределенный тезис Готской доктрины о справедливом распределении труда — в программе не дается никаких объяснений, каким образом этого можно добиться — и впервые использует тезис «От каждого по способностям, каждому по потребностям!» {28} Также развенчивает он и представления об отношениях человека и государства, говоря: