К концу 1896 года Тусси, казалось, примирилась с тайнами прошлого своей семьи. Она испытывала глубокое сожаление, на сердце у нее остались шрамы… но, как и ее мать, она научилась жить с ними. Вынужденно, — но Тусси пришла к выводу, что человек может быть великим и иметь недостатки, а еще может ошибаться — и все же быть достойным любви. Это оказалось верным в отношении ее отца, и она хотела верить, что это так же верно в отношении Эвелинга.
52. Лондон, 1897
Я не думаю, что ты и я были особенно плохими людьми — и тем не менее, дорогой Фредди, у меня такое чувство, что нас за что-то наказывают.
В январе Эвелинг занялся постановкой одной из своих пьес, чтобы набрать денег для научных курсов, которые он собирался организовать. С ним вместе играла 22-летняя дочь учителя музыки по имени Ева Фрай — впрочем, это была та же самая актриса, которая год назад выходила с ним вместе на сцену под именем Лилиан Ричардсон {2}. Эвелинг, которому исполнилось 47, был невероятно горд, что все еще способен увлечь молодую красивую женщину, вдвое младше себя. Его жизнь с Тусси превратилась в деловые отношения, а теперь, после смерти Энгельса, стала еще и удобной. Кроме того, Тусси уже не была той «стройной и очень привлекательной девушкой», как назвал ее когда-то один русский революционер. С годами она раздалась и стала ниже ростом. Кроме того, она становилась все больше похожа на своего отца. Если ее когда-то и называли красавицей — то говорили, скорее, о внутренней красоте. Одним словом, Тусси была полной противоположностью актрисе из Вест-Энда — что, по-видимому, и привлекло Эвелинга.
Курсы он организовал недалеко от театрального квартала, и это стало поводом допоздна задерживаться в городе, а также возможностью сблизиться с Евой. Вероятно, Эвелинг совершенно потерял голову. В течение многих лет он был известен своими связями с женщинами — и довольно бесцеремонным отношением к ним. Но в случае с Евой ему захотелось большего, чем просто флирт. Возможно, причина крылась в возрасте — он мог бояться, что Еве вскоре наскучит пожилой поклонник, не имеющий реальных перспектив в театре. А возможно, его любвеобильность была усилена болезнью — более двух лет он страдал от абсцесса и чувствовал себя не лучшим образом.
Какова бы ни была причина, Эвелинг женился на Еве 8 июня в Челси, где она проживала. В свидетельстве о браке он значился как Алек Нельсон, вдовец. Никаких упоминаний о «жене» Элеонор, с которой он по-прежнему жил {3}. В конце июня он отправился отдыхать в бухту Святой Маргариты, сказав Тусси, что едет по настоянию врачей, — на самом деле это был его медовый месяц с Евой {4}. Он отсутствовал две недели, а по возвращении в Лондон спокойно вернулся в их с Тусси дом на Джус-Уок. Однако в августе он все-таки съехал. Он забрал из дома все, что можно было продать, и не оставил Тусси своего адреса, сказав, что ей незачем его искать, но если понадобится, то она всегда может узнать его у кого-то из актеров {5}.
Резонно предположить, что за прошедшие между женитьбой на Еве и отъездом из Сайденхэма недели в доме были постоянные ссоры. Также резонно предположить, что за время развития его романа с Евой отношения с Тусси обострились до предела. И все-таки вряд ли что-то могло подготовить Тусси к такому мерзкому и бессовестному поступку Эвелинга. Она не знала причин — она знала только то, что он ушел от нее. Тусси пишет Фредди отчаянное письмо, в котором просит пойти на митинг, где может оказаться Эвелинг; «Если он там будет, ты мог бы с ним поговорить — не убежит же он от тебя при всех!» Она написала Эвелингу множество писем и передавала их через знакомых актеров — он не отвечал. Она говорила Фредди, что знает: писать Эвелингу — непростительная слабость, но «никто не может так запросто стереть из жизни 14 лет, как будто их и не было вовсе» {6}.
Неизвестно, нашел ли Фредди Эвелинга, однако на следующий день Тусси получила от Эвелинга записку: «Я возвращаюсь. Должен быть дома завтра рано утром». За запиской последовала телеграмма: «Буду дома в час тридцать, наверняка».