Карл Маркс

Сразу же после митинга в том же помещении начался второй конгресс Союза коммунистов.

Горячие споры об уставе и программе длились более десяти дней. В завершение дебатов Марксу и Энгельсу поручено было изложить принципы коммунизма в форме манифеста.

Первоначальные названия его — «Исповедание веры» и «Катехизис» — были отброшены. Энгельс предложил назвать важнейший документ «Манифестом Коммунистической партии», Карл поддержал его.

Перед тем как отправиться в Брюссель, два друга побывали в Манчестере. Пока Фридрих выполнял поручения отца, Маркс проводил многие часы в библиотеке.

Он и на этот раз перечитал множество книг, просмотрел и «Политическую справедливость» Годвина, под влиянием которой сложились взгляды Оуэна. Очень образованный, дерзко мыслящий, Годвин большую часть жизни был обречен идти одиночкой, своим особым путем.

«Бытие определяет сознание и формирует человеческий характер», — писал в своей нашумевшей книге ученик Гольбаха и Локка. «Добродетель и грех — не следствие врожденных свойств, а следствие обстоятельств…»; «Инстинкты и наследственность едва ли существуют и уж, во всяком случае, не играют решающей роли в формировании человека…»; «Beщи должны принадлежать тем, в чьих руках они наиболее продуктивны…»

Эти замечательные мысли Годвина нравились Марксу.

Маркс пытливо присматривался к быту и нравам англичан.

Англия — колыбель предельного, крайне суженного бытового индивидуализма. Поблекшее, воинственное слово «независимость» воспринято гражданами ее величества как возможность не знать своего соседа. Мистер Браун гордится тем, что после сорока лет жизни стена к стене, коттедж к коттеджу не знаком с мистером Смитом.

Маркс и Энгельс были люди веселые, приветливые, простые в обращении с окружающими. Перед ними открывались даже самые замкнутые души. Их приглашали в самые чопорные дома мелких буржуа. Им говорили:

— Мы, хвала небу, не нуждались в соседских услугах, будучи людьми достаточно обеспеченными для независимости. В наших домах есть все, чтобы не одалживаться и не мешать друг другу.

Гораздо чаще, чем у буржуа, Карл и Фридрих бывали на окраинах Манчестера и Лондона в жилищах рабочих. Здесь они увидели много горя я неописуемую нищету. И все же здесь дышалось легче и люди не прятались друг от друга, как трусливые улитки.

Однако не быт англичан, а главным образом экономика передовой промышленной и колониальной страны, глубокие классовые противоречия и поднимающееся рабочее движение привлекали внимание Маркса. Но пребывание в Англии и на этот раз было очень недолгим. Вскоре Маркс возвратился в Брюссель, а Фридрих направился в столицу Франции.

Энгельс пробыл в Париже месяц. Во всех слоях населения страны росло недовольство. Заводчиков и фабрикантов стиснули со всех сторон банкиры, опиравшиеся на короля и его правительство. Народ изнемогал от нищенской зарплаты при 12–14-часовом рабочем дне. Всесильный любимец короля Гизо стал ненавистен очень многим. Но он был убежден, что с помощью оружия удержит Францию в повиновении королю, забыв слова ловчайшего из политиков — Талейрана, что штыками можно добиться всего, но сидеть на них нельзя.

Многие вечера в зиму 1847 года Фридрих провел на собраниях рабочих и ремесленников. Он рассказывал о том, что происходило на Лондонском конгрессе; иногда ему приходилось жестоко спорить с противниками коммунизма.

Как по шелесту листьев в кроне деревьев опытный лесничий определяет приближение бури, Энгельс предвидел по многим приметам в политическом жизни и экономике, что близок новый подъем революционного движения.

Встретить новый, 1848 год Энгельс решил на банкете немецких революционных эмигрантов в Париже. Банкеты тогда вошли в моду во всех слоях общества.

Революционная пропаганда Энгельса давно уже беспокоила французские власти. В конце января он получил предписание под угрозой выдачи его Пруссии в течение суток покинуть Париж. Поздней ночью полиция ворвалась к нему на квартиру и потребовала немедленного выезда из страны. Одновременно были арестованы многие немецкие рабочие-эмигранты. Всем им предъявили обвинение в пропаганде коммунизма. 31 января Фридрих приехал в Брюссель.

Тем временем Маркс заканчивал «Манифест Коммунистической партии», работал вдохновенно и самозабвенно. Каждое положение этого документа было выношено им давно. Но он отчеканил заново многие мысли.

Среди заметок о заработной плате в тетрадке, помеченной декабрем 1847 года, которой он пользовался как конспектом при чтении популярных лекций, у Маркса было записано:

«…все так называемые высшие роды труда — умственный, художественный и т. д. — превратились в предметы торговли и лишились, таким образом, своего прежнего ореола. Каким огромным прогрессом явилось то, что все функции священников, врачей, юристов и т. д., следовательно, религия, юриспруденция и т. д., стали определяться лишь преимущественно по их коммерческой стоимости!»