Поздним портретам, исполненным Брюлловым в России, очень уступают последние картины, даже такие известные, как «Бахчисарайский фонтан» или «Сладкие воды близ Константинополя». Они исполнены с незаурядным техническим мастерством, не лишены живых наблюдений, но бедны мыслью. В них нет радости жизни, творческого восторга, которые присутствуют в более ранних работах. «Бахчисарайский фонтан» (1838 - 1848, Всесоюзный музей А. С. Пушкина, Ленинград) был написан в память встреч с Пушкиным, творчество которого Брюллов высоко ценил (фигуры Заремы и Марии помещены, однако, в окружение, не имеющее ничего общего с ханским дворцом в Бахчисарае). «Сладкие воды близ Константинополя» - большая акварель, с рядом сюжетных мотивов, дробящих многофигурную композицию на отдельные занимательные сцены.
Весной 1849 года Брюллов уехал лечиться за границу, сопровождаемый своими учениками Желез-новым и Лукашевичем. На острове Мадейре, затем в Испании, он снова стал работать.
Последние два года его жизни прошли в Италии. Едва приехав в Рим, Брюллов обратился к недавнему событию, все еще полному смысла для итальянского народа: его увлекла мысль о картине «Политическая демонстрация в Риме в 1846 году» (эскизы находятся в Тамбовском краеведческом музее и в собрании Б. М. Штерна в Ленинграде). Идейно-художественные искания Брюллова в последний период жизни были полны неожиданностей. От политических событий Италии, от темы народного торжества он переходил к мрачному пафосу сложнейшей композиции «Всеразрушающее время» или к сентиментально-салонным аллегориям «Затмение солнца» (встреча Аполлона-солнца и Дианы-луны в небе), «Диана, несомая на крыльях ночи» и т. п.
В непримиримом противоречии с этими композициями находятся бытовые сцены, исполненные сепией, получившие название «Ладзарони на берегу» [*] (Государственная Третьяковская галерея). Правда, сейчас известно только три таких сцены, но и этого достаточно, чтобы судить о великолепных возможностях позднего брюлловского творчества. Они бесспорно исполнены под самым живейшим впечатлением от натуры, естественно отнести их к ранней летней поре 1850 года, когда художник побывал в Неаполе, после Мадейры, Португалии и Испании направляясь в Рим. Молодой Стасов дал превосходное описание этих сцен: «Ленивые полуголые фигуры неаполитанских лаццарони лежат то там, то сям на мостовой, на плитах приморских парапетов, раздвинув и разбросав врозь ноги, как нигде больше, кроме Неаполя, не увидишь; […] женщины сидят со своими голыми ребятишками бережнее, точно больше сохраняя свои члены и дорожа ими, сидят полусонные и наклонивши головы под белыми головными наметами - всеобщее царство сна и лени непобедимой. Коричневые тени сепии, идущие подле ярких дневных светов, чрезвычайно способны выражать прозрачные южные тени. Брюллов мастерски умел ими пользоваться».
[* Ладзарони (лаццарони) - наименование в то время неаполитанской бедноты].
В трех сценах - «Насильное купанье», «Ладзарони и дети», «В полдень» - нет и признака сочиненности. Многое кажется в них случайным, мгновенным и, именно потому, - особенно верным: таковы извивающийся в воздухе неаполитанец, которого собираются, дурачась и шутя, бросить в воду, или ребенок, удерживающийся на поднятой ноге отца, или - вместо спящего неаполитанца, только ступни его ног. Юноша в причудливом положении удерживается на каменном парапете и пальцами руки выбивает воображаемый мотив; мать засыпает, кормя ребенка, и ее толстый сынишка раскидывает во сне руки и ноги - все это так непринужденно, как, кажется, не бывало до того и у самого Брюллова. Неожиданные и верные повороты, ракурсы, детали и ситуации, свобода исполнения свидетельствуют о неисчерпанных творческих силах Брюллова, об их подъеме. Они сказались в полной мере еще только один раз, в портрете Ланчи.
В 1851 году, чувствуя себя лучше, Брюллов написал портреты Анджело Титтони, его матери и дочери. Он стремился выразить представление об одухотворенности, о благородном характере своих друзей. Их превосходит, однако, портрет Микеланджело Ланчи, одного из ближайших приятелей художника, видного ученого-ориенталиста (1851, Государственная Третьяковская галерея). Национальный тип лица Ланчи, подвижность, ум и легкая ирония семидесятилетнего ученого, цепкие пальцы, привычно легко держащие лорнет, - все это пронизано трепетностью подлинной жизни. Красный халат с серой меховой опушкой, лицо и руки написаны не в ярком свету, но в смягченном, граничащем с полутенями, и потому особенно естественном и красивом. «Я сделаю с вас портрет, который навсегда останется», - пообещал Брюллов, начиная писать Ланчи, и оказался прав: это одно из лучших произведений в русской портретной живописи XIX столетия.
Больное сердце не дало работать Брюллову весной 1852 года. Он уехал к Титтони, в маленький город Манчано и внезапно умер там 11 (23) июня. Над его могилой на римском кладбище Монте-Тестаччо, среди кипарисов, стоит высокий мраморный саркофаг.