Лиутгарда молила Бога, чтобы только военные дела не увлекли Карла из Ахена до того, как пройдут роды, но Бог не внял ее молитвам. Накануне Великого поста пришло письмо от Алкуина и Теодульфа, который с недавних пор был назначен в Орлеан епископом. Друзья писали королю о страшном бедствии, обрушившемся на побережье Аквитании. Из-за моря явились лютые разбойники, принадлежащие к некоему неслыханному доселе племени норманнов. Нападая на прибрежные города и селения, они безжалостно истребляли все население и дочиста опустошали имущество, а что не могли погрузить на свои причудливые ладьи, то сжигали дотла. Карл с небольшим, но крепким войском тотчас отправился в Аквитанию, мечтая хорошенько проучить разбойников, надолго отбив у них охоту потрошить франкские пределы. Но норманны, словно учуяв расплату, исчезли и больше не появлялись. Проследив за тем, как закладываются крепкие береговые бастионы, Карл вспомнил наконец о Лиутгарде и поспешил вернуться в Ахен.
Но он не успел. В ахенском пфальце его ждало горе. Роды королевы прошли неудачно, пришлось рассекать, и ребенка извлекли из чрева матери мертвеньким. При встрече с мужем Лиутгарда разрыдалась и долго не могла утешиться. Она бормотала сквозь всплески рыданий о своей вине, о том, что он теперь ее должен бросить и что любить такую никчемную нельзя. Карл держал ее в своих объятиях с большим трудом – так сильно она билась и трепыхалась, будто птичка в зажатой ладони. Он говорил ей:
– Это я, я виноват, а не ты! Если б я никуда не уезжал, все бы обошлось благополучно.
Ведь я же мог послать туда Людовика. Зря, что ли, он носит титул короля Аквитании? Не думай, что я стану меньше любить тебя! Не рань мое сердце рыданьями!
Наконец Лиутгарда стала затихать. Замерла, всхлипывая. Затем медленно произнесла:
– Ты должен узнать еще одну горестную подробность. Лучше, если ты услышишь это от меня, чем от повитух.
В сердце у Карла заледенело.
– Я слушаю тебя, Лиутгарда.
– Это хорошо, что наш малыш родился неживым, – все так же медленно и горестно произнесла королева. – Он был уродец.
– Уродец?!
– Да. Страшный горбунок. Ты не смог бы любить его, как не полюбил в свое время горбунка Пипина, сына своей первой жены.
Краска стыда за свое тогдашнее бессердечие, когда он проклял Химильтруду за рожденного ею горбуна, залила лицо Карла. Он молча продолжал крепко прижимать к себе Лиутгарду.
– Я много успела передумать, покуда ждала тебя после родов, – вновь заговорила королева. – И вот что мне пришло в голову – место это ужасное.
– Какое? Ахен?!
– Нет, не Ахен. А то место, в Саксонии, где мы зачали нашего ребенка. Помнишь? Где раньше стояло капище. Как бишь его?..
– Ирминсул.
– Вот-вот. Именно Ирминсул. Это слово постоянно билось у меня в ушах во время родов.
Мне кажется, мерзкое божество саксов отомстило тебе через меня, изуродовав и убив нашего младенца. Мне было так больно, так страшно, а в крови, в висках, в мозгу непрестанно рычало:
«Ирминус! Ирминус! Ирминус!»
– Ирминсул, – тихо поправил Лиутгарду король.
– Да-да, Ирминсул, – вздохнула Лиутгарда. Некоторое время они вновь сидели молча. В тишине лишь раздавались редкие всхлипывания королевы – отголоски утихших рыданий. Затем Лиутгарда сказала: – А где сейчас горбатый Пипин?
– Там же, куда я отправил его семь лет назад, – ответил Карл, – в Прюмской обители.
– Где это?
– Неподалеку от Трира, в Мозельской долине.
– Хорошие места или не очень?
– Очень хорошие. Райская природа.
– Хоть это-то слава Богу. А можно, я буду иногда посылать ему туда что-нибудь в подарок?
– Можно.
Неудачные роды сильно подорвали здоровье и веселость Лиутгарды. Она плохо выглядела и стеснялась в таком виде показываться мужу. В конце концов, боясь, что он и впрямь ее разлюбит, Лиутгарда отпросилась и поехала в Тур, к Алкуину. Турский аббат, прознав про несчастье, в письме уговаривал королеву приехать к нему на Страстную неделю, строго отпоститься и полностью посвятить себя на эти дни Богу. И Лиутгарда почему-то поверила, что Алкуин спасет ее от хандры и болезни, даст утешение и вернет красоту. Карла удерживали в Ахене некоторые неотложные дела, и он смог отправиться следом за женой лишь спустя неделю после ее отъезда, да и то не успел добраться до Тура и Пасху встречал неподалеку от него, в Сен-Бертенском монастыре, вместе с Теодульфом, которого прихватил по пути, в Орлеане. Наконец, на Светлой седмице Карл со свитой прибыл в монастырь Святого Мартина Турского, где встретился с аббатом Алкуином и королевой Лиутгардой. Все сыновья Карла были уже здесь, а все дочери ехали вместе с ним. Вопреки ожиданиям, состояние Лиутгарды не улучшилось, она была все так же слаба, печальна и болезненно бледна. Во время радостного пира в честь Светлого Христова Воскресения ее стало сильно тошнить, и она попросилась уйти. Карл отправился провожать ее, сам уложил в постель, целовал ей тонкие бледные руки и уверял, что все пройдет, все будет хорошо.