Карл Великий

– Однако Рождество без снега – не Рождество, – повернувшись в сторону Алкуина, промолвил Карл. – Эти робкие снежинки только раздражают. А под ногами хлюпает. Не люблю Рим зимою.

– Кто ж его любит, – в ответ вздохнул Алкуин.

Нунций обиженно покачал головою, слушая разговор варваров. И этого усатого Папа собирается провозгласить… О времена!

Выйдя на площадь Святого Петра, увидели Папу Льва. Он стоял на верхней ступени лестницы перед папертью собора в окружении епископов и архиепископов, в нарядном, но скромном, пурпурном паллиуме, на котором были вышиты три золотых креста. Голова Папы, так же как голова короля, была непокрыта; снежинки таяли, ложась на тонзуру. Поднявшись по ступеням, Карл преклонил колени перед Папой, и тот старательно благословил его, затем сказал:

– Надеюсь, когда мы выйдем из храма, будет светить солнце.

Повернувшись, Папа направился в храм. Король шел следом за ним. Бронзовые статуи Петра с ключами и Павла с мечом строго взглянули на усатого франка в римской тоге. Миновав паперть и внутренний двор, процессия вошла в главное здание храма и здесь остановилась, а Папа и его присные проследовали дальше, в алтарь. Некоторое время все стояли в гробовом молчании. Потом кое-кто стал перешептываться и даже переговариваться вполголоса, но тут же и началась проскомидия.

Во все время совершения мессы, а длилась она, как показалось Карлу, непомерно долго, он успел о многом передумать, вспоминая свою жизнь и все спрашивая себя: «Достоин ли?

Достоин?» И как бы ни были постыдны ли, греховны ли, безобразны ли его воспоминания о некоторых эпизодах или событиях, другие дела, деяния, подвиги покрывали их, и мысленно король внушал то ли себе, то ли Богу: «Достоин! Достоин! Достоин!»

Наконец закончились и проскомидия, и литургия оглашенных, и главная часть мессы – литургия верных. Совершилось таинство причастия. Теперь ожидалось самое волнующее событие, и Карл вдруг подумал сокрушенно о том, что да, действительно оно для него более волнующее, нежели само причастие, а разве так должно быть? Он устыдился своей гордыни и мысленно стал просить у Бога прощения за то, что так неряшливо, почти без благоговения причастился, думая лишь о том, какое грандиозное событие произойдет после вкушения Святых Даров.

Папа сделал ему знак встать на колени, и король послушно склонился коленопреклоненно пред алтарем. Гробовая тишина воцарилась в храме. Чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди, Карл принялся мысленно читать «Отче наш». Он промыслил молитву раз, два, принялся в третий, и тут из алтаря вышел Папа, возложил на склоненную голову усатого франка императорскую диадему и громко возгласил:

– Здрав будь и побеждай, цезарь Карл Август, Богом венчанный великий миротворец, император Рима!

Почти прокричав эти слова, Папа Лев воздел вверх руки и кивнул улыбающимся лицом направо и налево, приглашая присутствующих воскликнуть здравицу нововенчанному императору.

– Аве цезарь Карл Август! – воскликнули римляне.

– Хайль кайзер Карл Август! – воскликнули франки.

Хор подхватил здравицу, наполняя собор ликующим громким пением. Папа встал на колени перед Карлом, как испокон веков подобало в таких случаях, затем медленно поднялся и шепнул:

– Поднимайся!

Карл был ни жив ни мертв от страшного разочарования, постигшего его в это рождественское римское утро. Наконец, собравшись с духом, он поднялся с колен, прикоснулся хладными губами к поднесенному Папой кресту, развернулся и, не оглядываясь, зашагал вон из храма. Когда он вышел во внутренний дворик, луч солнца лизнул ему лицо, но тотчас же тучи снова скрыли солнце.

– Что с вами, государь? – спросил короля подвернувшийся Арно Юваумский. – Вам плохо?

– Если бы я знал, что они замышляют, ни за что не переступил бы порог этого храма, даже в такой светлый праздник! – скрипнув зубами, ответил Карл. – Прочь отсюда! Прочь из Рима!

Немедленно! Сегодня же!

Алкуин и его любимый ученик Фредугис бежали вдогонку, неся пурпурную тогу, расшитую золотыми пальмами, напоминающими о вайях.

– Ваше императорское величество! – взывал Алкуин. – Постойте! Тога-пикта!

Триумфальная тога-пикта!

Карл оглянулся и, гневно сверкнув глазами, прорычал:

– Прочь от меня, штукатурщик! Проваливай в свой Йорк!

– И не подумаю! – воскликнул Алкуин. – Карл! Господь свидетель – я тут ни при чем.

Так решил Папа.

Еще вчера он внимал моим уговорам и обещал другой титул, но сегодня… Карл!

Нововенчанный император наконец остановился. Лицо его было серее, нежели этот хмурый зимний день.

– Папа тут ни при чем, – ответил он. – Так распорядился Господь. Значит, я недостоин апостольского звания. Недостоин.

Видя, что из храма стал выходить народ, Карл махнул рукой и продолжил свой путь через внутренний дворик собора Святого Петра. Выйдя через паперть на площадь, он сбежал вниз по лестнице и, не останавливаясь, шел быстрым шагом по улице в сторону Ангельского замка.

Императорская корона сверкала на его голове, и толпа римлян, то со смехом, то с уважением, восклицала:

– Аве цезарь Карл Август!

Алкуин вновь догнал нововенчанного императора:

– Что ты намерен делать, Карл?