Использовав все свои пронырливые таланты, Фоле наконец узнал, в чем дело. Никакого пренебрежения к послам далекого багдадского халифа Кан Рин Дханин не испытывал и не старался проявить. Все оказалось очень просто – араканский царь в очередной раз впал в запой, а когда такое случается, он может пить неделями, и месяц, и два. Приходилось смиренно ожидать его выхода из запойного состояния. Ожидание растянулось на полтора месяца, но в конце концов Бенони бен-Гаад со своим сыном Ицхаком бен-Бенони и толмачом Рефоэлом получили аудиенцию.
– Хорошо, что он пьяница, – говорил Ицхак, когда они входили во дворец. – Пьяницу-то, наверное, легче облапошить, да, отец?
– Как знать, – отвечал Бенони, – иной запойный бывает излишне подозрительным. Ему кажется, что всяк хочет его надуть, и никому не доверяет. Так что, может оказаться, придется нам попотеть.
Он оказался прав. Кан Рин выглядел разбитым и раздраженным, он явно недоумевал, что нужно от него багдадскому халифу. Ответы Бенони, мол, халиф просто желал передать свое почтение, показались Кан Рину туманными. Правда, он несколько смягчился, когда увидел подарки – ковры, золотые и серебряные чаши, медные полированные зеркальца, украшения с драгоценными камнями, кувшины, подносы, вазы. И, смягчившись, Кан Рин Дханин пригласил гостей отобедать вместе с ним и его любимейшим сыном Аунг Рином.
За обедом подавали каракатиц в лимонно-чесночном соусе, филе болотного араканского крокодила, запеченное с пряностями, бирманский плов с креветками, лангустами, мидиями, грибами, бананами и еще двадцатью составляющими, наконец, принесли слоновье сердце, печеный слоновий окорок, а гостям в знак почтения самое вкусное – кончик хобота. Аунг Рину подали блюдо из жареных слоновьих яиц. Отведав слонятины, послы багдадского халифа нашли, что она очень вкусна, особенно хобот, и тут, набравшись смелости, Бенони поинтересовался:
– Мне известно, что слоны в Аракане, да и во всей Бирме, почитаются как священные животные, я даже слышал, их запрещено убивать и причинять вред. Теперь же, отведав сиих превосходных угощений, я в некоторой растерянности – значит ли это, что мои сведения были ложны?
Выслушав вопрос Бенони, переведенный Рефоэлом, Кан Рин Дханин не стал сам отвечать, а передоверил своему советнику, мудрейшему Эпхо Ньян Лину, и вот что тот ответил:
– Действительно, мы, мьяммы, почитаем слона как наисвященнейшее животное, но мы не понимаем, разве это противоречит тому, чтобы его можно было употреблять в пищу, В глубокой древности наш народ съедение кого-либо приравнивал к признанию особой значимости съедаемого. Отважного героя, принесшего много пользы своему народу, съедали, чтобы его храбрость распространилась на многих. Так же поступали с мудрецами, наполнившими мир своею мудростью, с мужьями многих жен, давших обильное потомство, с непревзойденными поэтами, резчиками по дереву и слоновой кости, целителями и меткими стрелками.
– А сейчас? Сейчас этот обычай сохраняется? – Вытаращив глаза, спросил Ицхак. Фоле перевел.
– Сейчас-то? – Эпхо Ньян Лин хитровато усмехнулся. – Кое-где сохраняется и по сю пору. Особенно в левобережье Иравади.
– Надеюсь, в Читтагонге – нет? – спросил Бенони.
– Читтагонг относится к числу просвещенных столиц, – сказал на это мудрейший советник, но в лукавых глазах его прочитывалось, что вполне вероятно, это не совсем так. – Здесь покончено с людоедством. Но слон остается излюбленным лакомством на всякого рода торжествах. Как вам хобот? Не правда ли, он вкуснее буйволового затылка?
– О да, – кивнул Бенони, хотя ему еще не доводилось пробовать затылок буйвола. – А язык несравненно вкуснее говяжьего. Сердце же мне показалось несколько сладковатым.
– Виной тому чрезмерная доброта, коей отличаются все слоны, – вставил свое суждение Аунг Рин, в чашу которого то и дело с вожделением поглядывал приезжий купец, жадно надеясь, вдруг как-нибудь да представится случай капнуть туда несколько капель подаренного Моше бен-Йосэфом зелья. Но сделать это было необычайно трудно, ибо кругом были люди.
Бенони долго размышлял, кого выбрать главным козырем своей игры, и остановился на Аунг Рине. Слухи о том, что царь араканский самозабвенно любит своего наследника, подтверждались.
Ни на кого Кан Рин Дханин не смотрел с таким обожанием, как на Аунг Рина. Прочих, казалось, он совсем не замечает. О да, если этот молодой человек умрет, папаша пол царства отдаст тому, кто его воскресит, а не то что одного из своих слонов, пусть даже и белого. Кандидатуры нескольких жен и других сыновей, присутствующих на этом обеде, очень быстро отпали. Ни за кого из них Кан Рин не пожертвует даже кончиком хобота священного Цоронго.