Карл Великий

Подстраховавшая от вероломства клятва совсем не требовала от принимающих ее совершения благонамеренных дел, но тем не менее удерживала их от действий, направленных против короля и его сыновей. Этот описанный в общих чертах, но в принципе отрицательно сориентированный кодекс поведения после 802 года получил содержательную дефиницию и был расширен указанием на новую присягу в верности императору. С этой моделью расширения и разъяснения мы уже знакомились при изучении разных версий заповеди воскресной святости. Она также прошла эволюцию от выдержанного в общих выражениях, абстрактного запрета до содержательной дефиниции запрещений.

Эту клятву верности должны были принять также эмиссары короля в Аквитании, возможно, и в Италии, — с расширением обязательств в отношении сыновей Карла и преемников. По этой формуле Карл не является больше только «королем», он категорично именуется «мой господин», «dominus». Последнее понятие так-то просто раскрыть по содержанию, но оно предполагает «подчинение», определяющее более позднее правовое отношение между вассалом и сюзереном в подражание древнеклассическим образцам. Однозначно не выраженные, но содержательно присутствующие — эти клятвенно подкрепленные узы вольного мужского населения «на стороне короля» представляются более убедительными, чем всякие прочие обязательства или договоренности. Таким образом, Карл рассчитывал ни надежную лояльность каждого. Она скреплялась публично принесенной присягой и являлась частью законодательства и судебной власти, которой надлежало подчиняться, демонстрируя благонамеренное поведение.

УКРЕПЛЕНИЕ ГРАНИЦ СО СЛАВЯНАМИ НА ЭЛЬБЕ

Между тем в преддверии 789 года короля волновали не только внутриполитические проблемы, но и вопросы обеспечения границ. Поводом для этой озабоченности стало агрессивное поведение прибалтийских славян и славян на Эльбе. В 786 году дело дошло до набегов славян на земли Тюрингии, которым, как стало известно, Карл пытался дать отпор, направив по воле франков и саксов отряд во главе с тремя придворными сановниками.

Поход против вильцев, как их называли франки, то есть лютичей, — подкорректированная версия имперских хроник говорит о языке франков в противовес языку славян — в южной части Прибалтики в значительной степени напоминал географически экспедицию в неизведанную область. Если еще в двадцатые годы IX столетия Эйнхард говорит о расселении на северном побережье Балтийского моря датчан и шведов, то есть норманнов, на южном — славян, эстонцев и других племен, из которых вильцы были самыми значительными, то эти данные едва ли основаны на фактическом исследовании, тем более что Балтийское море, на его взгляд, было шириной всего 100 000 футов, то есть не более тридцати километров.

Тогдашние источники не дают четкого представления о том, что же дало повод для вторжения франков на территории, населяемые вильцами, после Пасхи 789 года. Эйнхард же обосновывает поход на земли, прилегающие к Эльбе и расположенные на противоположном ее берегу, непрекращающимися нападениями вильцев на западных соседей — ободритов. Последние жили по другую сторону Эльбы и составляли своего рода северную буферную зону между датчанами и еще не умиротворенными саксами, то есть были связаны узами весьма рыхлого союза с королем франков. Их вождь Витцин возглавлял контингент, участвовавший н стычках франков с их заклятыми врагами, подобно саксам, лужи чанам и, наконец, фризам, присоединившимся к наземным войскам на своих судах на реке Хафель.