Отношение Карла к Адриану I оставалось не совсем ясным. Если после очередного и не раз торжественно повторенного и официально подтвержденного обещания Карла в крипте апостола Петра на Пасху 774 года Адриан надеялся не только на реституцию папских патримоний, но и делал ставку на заключенный двадатью годами раньше договор в Керси о реализации «максимальной программы» вдоль линии Люни — Монселиче, что вдобавок ко всему обеспечивало приращение земельной собственности и властного влияния в Сполето и Беневенто, то этим надеждам не суждено было исполниться.
И во время своего следующего пребывания в Италии (776 год), когда Карл был занят подавлением восстания герцога Фриуля Ротгауда, он так и не счел нужным заехать в Рим. Его эмиссары тогда вели с герцогом Гильдебрандом прямые переговоры в Сполето. Подчинение герцога франко-лангобардскому монарху было воспринято как успех дипломатии, закрепленный упомянутым последующим визитом герцога в земли по другую сторону Альп. В Равенне, кроме всего прочего, имели место споры с архиепископом Львом. Он считал принадлежащей ему территорию вместе с Пентаполем как преемник византийского правления, экзарха, и решительно изгонял с нее папских чиновников. Вместо того чтобы фиксировать территориальные приращения и расширение своих владений, папа был вынужден бороться с интригами герцога Беневентского Арихиза, который как князь воплощал осколки лангобардской власти и автономии (а в лице своего зятя, сына Дезидерия — Адальхиза, еще был удостоен в Византии титула патриция), в общем, оставаясь очагом потенциальной опасности. Поэтому Адальхиз и не собирался добровольно отказываться от владений в своем дукате, на которые упорно претендовала Римская церковь. Но не только Беневентское герцогство досаждало понтифика. Святого отца терзали и другие соседи к югу от Рима. Неаполь считался резиденцией герцога Стефана, который мало того что избран епископом, он еще обеспечил преемство своему герцогскому достоинству. Так вот, Стефан вступил в союз с греческим наместником Сицилии, выбравшим в качестве своей резиденции Гаэту, откуда стал угрожать патриониуму церкви в Южной Кампании. Как и Карл, человек огромной энергии и силы, Адриан I нанес ответный удар противникам — «абсолютно безбожным неаполитанцам и «извращенным» грекам. В результате он быстро приумножил свои землевладения, что означало опять таки отмену прежних договорных отношений с неаполитанцами
В послании папа призвал Карла начать крестовый поход против Беневенто и взять штурмом Террачину, которую следует подчинить папскому и королевскому праву; кроме того, необходим занять Гаэту и Неаполь, изъяв местный патримоний в пользу папы, а все прочее подчинить совместным высшим властям. Как извстно, этот поход не имел успеха. Папе оставалось только ждать при бытия короля и его ответных шагов, растянувшихся из-за неудачной испанской авантюры на годы. Можно представить нетерпе ние Адриана I. И тем не менее общение двух высоких партнеров по договору, как следует из переписки в духе одностороннего предания, из проявлений благожелательности и благоговения, преисполнено уважения, дружеского отношения и неколебимости. Папа просит о помощи, неизменно подчеркивая нерушимосц уз, связывающих короля с князем апостолов и его преемниками, в то время как Карл держит себя скорее сдержанно, политически сбалансирование, и тем не менее относится к римскому понтифику в благожелательно-благочестивой манере, как к гаранту Божией милости и хранителю своих владений, почитая в его лиио прежде всего апостола Петра.
Трудности, вытекающие из искомой реализации «максимальной программы», из все возрастающей компетентности короля, но прежде всего из аннексии королевства лангобардов, в лучшем случае выделяют характерный для источников того времени фактор умолчания. Так, автор жития Адриана, между прочим, его современник, вообще обходит стороной 781 и 788 годы, когда Карл посещал Рим. А ведь тогда обсуждались важные вопроси территориальной компенсации. Причем политическую канву своей биографии автор замыкает депортацией свергнутого Дезидерия в 774 году. Поэтому только грамота Людовика Благочестиво 817 года, полученная Римской церковью и не вызывающая сомнений в подлинности своих основных пассажей, дает косвенное представление о соглашениях 781 и 788 годов.