Карл Великий

Глубинная убежденность в духовном измерении франко-папского союза вовсе не исключала наличие конкретных противоречий и попыток прагматических решений. Подходы Карла почти всегда отличаются (испанская авантюра — один из немногих противоположных примеров) военно-политической рациональностью. Но и Адриан I при всем его ревностном отношении к государству святого апостола Петра не был ни мечтателем, ни даже одержимым. Каждый из них стремился измерять расстояние между их не всегда одинаковыми интересами в рамках пакта о дружеских отношениях и воплощать их в практической политике.

К сожалению, римское предание не проливает достаточно света на детали, ибо книга папств обрывает хронологическую нить годом, когда произошло подтверждение обещания в Керси. Хотя папа Адриан I скончался лишь в 795 году, о чем глубоко скорбел король франков. Поэтому наше знание о событиях тех лет зависит от не очень-то информированных франкских хроник, случайно сохранившихся грамот и прочих источников, придающих происходившему в Риме и Италии сравнительно достоверные черты.

ПОМАЗАНИЕ И КОРОНАЦИЯ МЛАДШИХ СЫНОВЕЙ КОРОЛЯ ПАПОЙ

В противоположность посещению Рима в 774 году нам очень немного известно о церемонии встречи Карла и членов его семьи в Риме в 781 году. До нас доходит лишь свидетельство о том, что Пасху 15 апреля Карл отметил именно там. Правда, было исполнено обещание, данное королем понтифику еще в 778 году. Речь шла о крещении самим папой третьего ребенка в семье Карла, нареченного Карломаном. Тем самым произошло обновление духовного «шефства» — «соmpaternitas», уже существовавшего между Стефаном II (III) и Карлом, а также его братом Карломаном. Этому торжественному акту, состоявшемуся, вероятнее всего, в страстную субботу в Латеранской базилике Сан-Джованни (Иоанна Предтечи), был придан особый достопамятный государственно-политический акцент. Ведь достигший четырехлетнего возраста Карломан в результате обряда крещения обрел новое имя — Пипин. Так уже был наречен однажды первенец Карла более десятилетия назад. Эта замена имени, предпринятая, безусловно, в согласии с папой или даже по его совету, очевидно, тесно увязывалась с двумя абсолютно разными политическими моментами. Имя Карломан как бы окончательно изымалось из историко-генеалогического сознания вместе с упоминанием его носителя. Как помнят читатели, с этим именем уже отца Карла — Пипина связывают не только приятные воспоминания. Удалившийся в Рим, а затем в Монтекассино. Карломан в священническом облачении пытается воздействовать на обострившиеся отношения между королем лангобардов и собственным братом, будучи на стороне Дезидерия. Сам Карл также имел печальный опыт, оттого что у него был собственный, правда рано умерший, браг, носивший то же имя.

Судя по всему, это Damnatio memoriae в подражание античным образцам не было таким уж редким делом. В неподкупной обостренной памяти межбратских отношений и метрических данных, видимо, всегда могли присутствовать фактические генеало гические взаимосвязи. Имя Карломан снова встречается лишь м поколении правнуков Карла, а именно у сыновей Лотаря I, Людовика Немецкого и Карла Лысого.

В связи с изгнанием имени дяди и брата из генеалогическом памяти имело место еще одно, значительно более актуальное политическое «гонение». Оно касалось самого старшего сына Карла — Пипина от брака с Гимильтрудой, которая в более поздних источниках, например в житии Карла в изложении Эйнхарда, по более-менее понятным причинам превращается в наложницу. Кажущееся удвоение имени, означавшее для сына Гимильтруды фактически утрату имени или лишение существенного предназначения, связанного с данным именем, однозначно свидетель ствовало об утрате права первородства, а ему в Ветхом Завете при давалось особое значение. Причина этого, безусловно, продуман ного, официального исключения Пипина из линии преемства и королевстве, в котором новый Пипин мог гордиться не только тем, что его обряд крещения совершен самим папой, но и тем, что подобно младшему брату Людовику он «помазан на царствие», вытекала из новой концепции франко-лангобардского правления. Подобно тому как Людовика готовили управлять Аквитанией, Пипин должен был стать королем Италии, как все чаще называли старую Лангобардию. К «соmpaternitas» с понтификом, что находит отражение и в форме обращения к членам королевского дно ра в папском послании последующих лет, добавляется особая характеристика королевы Гильдегарды, которая удивительным образом преподносится как «самая выдающаяся дочь и духовная праматерь», всегда находящаяся рядом со своим супругом. На него, который был к ней очень привязан, Гильдегарда оказывала немалое политическое влияние, чем, вероятнее всего, и сумел воспользоваться папа римский.