Читаем Карл Великий. Небесный град Карла Великого полностью

   — Смотрите, сам Дезидерий среди них! — крикнул Виллибад.

   — Коня! Где мой верный Вельянтиф? — заметался Роланд. — Надо догнать этого горе-короля и засунуть в мешок! Да я его сейчас догоню!

   — Если только у тебя вдруг вырастут крылья, — усмехнулся Карл, глядя вслед удаляющимся врагам. — Слава Господу, вселившему в них такой ужас! Если бы они вздумали сражаться — нам бы могло не поздоровиться. Их больше, чем нас, да ещё и лошади.

   — Странное дело, — заметил Роланд, — это уже третья война, куда я вступаю с Вашим Величеством, и опять — никаких сражений!

   — Ну почему же? — возразил Виллибад. — В Аквитании мы сражались. И в Саксонии тоже.

   — Сражались, конечно. Но вы же понимаете меня, братья, что война предполагает совсем другие сражения. Иначе это и не война вовсе.

Король снова усмехнулся:

   — Дорогой Роланд! Ты никак не хочешь понять, что наша задача — не разрушать, а строить. Поэтому Бог и помогает нам.

   — Да понимаю я, Ваше Величество! — молниеносно крутанувшись, он сделал грозный выпад в сторону ускакавших лангобардов. — Только душа моя сохнет без подвигов. Нету ей наслаждения, и всё тут!

   — Потерпи. Будет наслаждение на небесах.

   — Ну а мне здесь хочется, — капризно произнёс бретонец и снова рубанул мечом воздух.

Мы сменили знамя на шесте. Теперь там развевался красный трёххвостник Карла с шестью сине-жёлтыми розами. Прошлись по лагерю. Подкрепились горячей похлёбкой из горшков, стоявших на жаровнях, брошенных лангобардами.

   — Неблагородно всё же выходит, — размышлял Роланд, уминая лангобардскую снедь, — лишение врага жизни может называться подвигом, а вот лишение его ужина больше, чем на разбой, не тянет. Хотя, чёрт побери, как же кстати эта похлёбка!

Чтобы пройти к своим, после трапезы мы попробовали разобрать устроенные лангобардами завалы. Но огромные валуны плохо поддавались. Карл решил оставить половину своей скарры в захваченном лагере. Сам же с Роландом, мной и другой половиной скарры полез прямо по камням, дабы скорее воссоединиться с остальным войском.

Расстояние было совсем небольшим, но преодолеть его оказалось нелегко. Груды валунов имели то острые края, на которые не поставишь ногу, то, наоборот, слишком ровные и скользкие. Порой каменные нагромождения обрушивались, грозя переломать нам кости. Мы быстро утомились от борьбы с норовистыми валунами. К тому же сказывался многочасовой переход по горным тропинкам.

Начинало темнеть. Неужели придётся ночевать здесь среди камней? Но вот впереди замерцали огоньки костров. Ободрённые надеждой на скорый отдых, мы прибавили скорости.

Знакомые неприятные звуки возникли неожиданно. Шипение летящей стрелы и удар о чей-то шлем. Я скатился в ложбинку между камнями, чувствуя себя бычком, приготовленным к жертвоприношению. У меня-то голову ничего не защищало.

   — Да что это?! — воскликнул Роланд. — Бесы похитили у франков разум? Они стреляют по своим!

   — Это другой перевал, — отозвался король. — Смотрите, одна гора намного ниже другой. А там, откуда мы вышли, горы были одинаковы.

   — Значит, там лангобарды, — мрачно произнёс Виллибад, — и их, судя по кострам, поболе, чем в лагере Дезидерия.

Стрелы уже не летали, но из долины к перевалу бежали люди в доспехах, похожих на франкские. Точнее понять не получалось из-за сгустившихся сумерек. Король повернулся к своим воинам:

   — Надеюсь, это не лангобарды, а наш родственник Борнгард со вторым отрядом. Но, похоже, они приняли за лангобардов нас. Как же дать им понять? Дрогон, у нас есть ещё знамя?

   — Осталось на шесте в лагере, Ваше Величество.

   — Там оно необходимо. А здесь в сумерках они, пожалуй, и не разглядели бы его. Одна надежда на Олифана. Наверняка, Борнгард вспомнит его звук.

Схватив рог, бретонец торопливо приложил его к губам. «Сейчас посыплются камни и погребут нас», — с ужасом подумал я. Но Роланд, видимо, тоже помнил о страшной силе своего Олифана и протрубил негромко и красиво.

Воины опустили мечи и подошли к нам. Это были франки. Их лица казались не такими растерянными, как недавно у лангобардов. Скорее удивлёнными. Преодолев последний завал, мы начали спускаться в долину. Роланд ещё раз протрубил и возгласил:

   — Его Величество, король франков, Карл!

Немолодой светловолосый воин, стоявший ближе всех к нам, сделал шаг к королю. Тот обнял его:

   — Здравствуй, Борнгард! Вот мы и встретились снова.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ


Через несколько дней появился дьякон Мартин, один из шпионов Карла. Он сказал, что мы на перевале спутали лангобардского короля с его сыном Адельхизом. Принц, охваченный паническим страхом, совершил измену, сдав перевал без боя. Узнав от этом, Дезидерий решил укрыться в Павии, столице королевства Лангобардов.

   — Будем брать Павию. — сказал Карл.

   — Она достаточно неприступна, — возразил дьякон.

Его Величество пожал плечами:

   — Значит, возьмём не сразу.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Александр Македонский, или Роман о боге
Александр Македонский, или Роман о боге

Мориса Дрюона читающая публика знает прежде всего по саге «Проклятые короли», открывшей мрачные тайны Средневековья, и трилогии «Конец людей», рассказывающей о закулисье европейского общества первых десятилетий XX века, о закате династии финансистов и промышленников.Александр Великий, проживший тридцать три года, некоторыми священниками по обе стороны Средиземного моря считался сыном Зевса-Амона. Египтяне увенчали его короной фараона, а вавилоняне – царской тиарой. Евреи видели в нем одного из владык мира, предвестника мессии. Некоторые народы Индии воплотили его черты в образе Будды. Древние христиане причислили Александра к сонму святых. Ислам отвел ему место в пантеоне своих героев под именем Искандер. Современники Александра постоянно задавались вопросом: «Человек он или бог?» Морис Дрюон в своем романе попытался воссоздать образ ближайшего советника завоевателя, восстановить ход мыслей фаворита и написал мемуары, которые могли бы принадлежать перу великого правителя.

А. Коротеев , Морис Дрюон

Историческая проза / Классическая проза ХX века