Карл Великий: реалии и мифы

Тем не менее, миф и действительность одновременно противостоят друг другу, поэтому для описания их взаимоотношений нужно как-то очертить их границы, хотя бы условно. В традиционном понимании к мифотворчеству тяготеет историк, настолько проникшийся определенной идеей, тенденцией или задачей, что эта идея может заставить его искажать элементарно воспринимаемые факты или постулировать события, о существовании которых нет данных. Работа незаинтересованного и нелицеприятного автора ближе к тому, что считается объективным, или научным познанием, хотя любые получаемые наукой результаты, приобретающие со временем черты стереотипа, не могут быть полностью лишены мифологической составляющей в силу субъективности общественного сознания. В расширительном смысле миф можно понимать как один из приемов освоения исторической реальности, вовсе не обязательно противостоящий науке, а существующий рядом с ней, дополняющий ее и по своему необходимый, даже находящий в ней свое особое, но законное место, где-то на полпути от специального строго выверенного знания — к общему месту, являющемуся коллективным достоянием.

Такое понимание позволяет выделить множество разновидностей мифа в истории — литературный миф, научный (историографический) миф, миф-легенда, национальный миф, миф о великом человеке. Последний термин относится непосредственно к императору и королю франков Карлу, сыну Пипина, с именем которого эпитет «Великий» сросся настолько, что свидетельствует о своем носителе как о персонаже-мифе. И человеку, живущему на рубеже II–III тысячелетий, приходится считаться с этим мифом, претерпевшим за двенадцать столетий массу трансформаций, но в целом сохранившим апологетическую направленность и включившем в себя представления о Карле как человеке, восстановившем Западную римскую империю, великом благотворителе и покровителе католической Церкви, верном ее сыне и защитнике, строителе и объединителе государства, деятельность которого в конечном итоге послужила на благо европейской цивилизации.

Конечно, обращаясь к первоисточникам, сообщающим нам об обстоятельствах жизни того или иного героя, историки надеются откорректировать укрепившиеся в отношении его с течением времени мифологизированные черты, испытать их на прочность, пробуя отыскать с помощью исторической критики свидетельства, опровергающие устоявшиеся стереотипы (тут, правда, всегда есть риск заменить их новыми). Но применительно к Средним векам, и в частности, к Карлу Великому, это сделать особенно непросто, уж очень много современники и ближайшие потомки вложили в формирование легенды о нем, не случайно он чуть ли не при жизни стал эпическим героем.

Однако, если исследователь средневековой Италии захочет сопоставить ожидаемое сегодняшним читателем благоприятное и благоговейное отношение старинных писателей к памяти Карла Великого с реальной картиной, то он найдет много доказательств, нарушающих ее стройность. Именно об этом свидетельствует статья итальянского историка Джины Фазоли, озаглавленная так: «Карл Великий в итальянской историко-легендарной традиции». Хронологические рамки этой работы охватывают IX–XV века, хотя в основном она посвящена свидетельствам первых двух — трех столетий этого периода. Фазоли разделяет два рода сведений — опирающихся на «определенную историческую информацию» и восходящих к «поэтической традиции, о которой свидетельствуют сохранившиеся эпические поэмы». При этом она оговаривается, что зачастую невозможно определить, стоит ли за текстом «искаженная, но все же подлинная традиция коллективных исторических воспоминаний», или автор обращается к воспроизведению этих воспоминаний в письменной передаче, «в литературной и, возможно, произвольной обработке», до нас не дошедшей, к которой он добавляет собственные произвольные соображения, давая начало «псевдо-традиции» (Fasoli, р. 348–349).

К этому стоит сразу же добавить, что отделить историческое от легендарного в средневековой хронике не только не всегда возможно, но часто и не нужно, если мы хотим уяснить взгляд средневекового человека на вещи — а без этого история становится чисто фактологической и теряет свой подлинный смысл. Все средневековые хроники сообщают сведения о чудесах, приводят сказочные подробности из жизни исторических персонажей, перевирают реальные, в сегодняшнем понимании, факты — но в большинстве случаев это бывает продиктовано естественными для того времени и вполне оправданными познавательными потребностями: — ведь всякое знание есть одновременно и объяснение. Понятно, что эти черты сближают средневековые исторические сочинения с литературными произведениями, с эпосом того времени, который, соответственно, также привлекает внимание автора упомянутой статьи, наряду с такими источниками, как королевские грамоты, указы, надгробные надписи, данные топонимики и ономастики, даже выражения и поговорки, которые можно связать с Карлом Великим (и знаменательно, что эта эпическая фигура именно так закрепилась в народном сознании, в данном случае, итальянцев).