Карлики-великаны

Алексей Лукьянов Карлики-великаны

Повесть

Часть первая . Дым коромыслом

Однажды Тургений предложил Трефаилу:

– Слушай, Сууркисат. А давай сбежим?

– Куда? Мы на острове живем.

Спорить не хотелось: после вчерашнего здорово болела голова. Вернее, головы: несмотря на почти сиамскую привязанность, Тургений Мумукин и

Сууркисат Трефаил обладали индивидуальными комплектами рук, ног и постельного белья. Головы у них тоже были свои, отдельные, но болели одинаково.

Бросили монетку. По итогам жеребьевки первым в душевую отправился

Мумукин. Послышались шум воды и громкая песня:

– Пи-исьма-а… Письма лично на по-очту ношу-у… Сло-овна-а я роман с продолженьем пишу-у…

Трефаил сплюнул на пол:

– Тебе-то хорошо, а мне думать, как дальше жить…

– Зна-аю, знаю точно, где мо-ой адреса-ат… – Песня прервалась, и

Трефаил насторожился: Мумукин наверняка собирался учинить какую-то подлость.

Атмосфера дрогнула:

– В до-оум-ме-е-е-е… где живе-о-о-от… Су-у-рки-и-са-а-а-а-ат.

Снизу бешено застучали. Шум воды в душевой смолк, Мумукин, напевая уже под нос, вышел в розовом халате, ожесточенно вытирая голову.

Взглянул на товарища, покачал головой, продолжил вытирать голову.

– Я помню чудное мгновенье, передо мной я… – Тургений попытался разглядеть себя в зеркале.

– Полотенце отдай, – потребовал Сууркисат.

– Будешь орать – вообще со мной пойдешь! – Мумукин сделал вид, что обиделся, но полотенце отдал.

Хотелось взбодриться. Рискуя выпасть, Мумукин по пояс высунулся из окна.

– Лысюка! Лысю-ука! Выгляни на минутку.

Окно этажом ниже распахнулось, и показалась прозрачная прическа Лысюки.

– Че надо?

– Хочешь, будущее предскажу?

Лысюка открыла рот. Все-таки она была непроходимой дурой.

– Будет у тебя любимый. Красавец мужчина, офицер, котовец. Родишь ты от него мальчика. Вырастет твой сыночек, в школу ходить начнет. Вот тут ему туго придется…

– Почему? – насторожилась Лысюка.

– Потому что звать его будут Лысюкин сын! – Тургений с хохотом втянулся обратно в комнату.

– Придурок бешенства!

Повеселевший Мумукин распахнул холодильник. На дверке допотопного агрегата кто-то нацарапал твердым острым предметом: “Оставь надежду всяк, сюда входящий”. В недрах агрегата валялся лишь значок

“Передовик производства”. Сколько Тургений себя помнил, этот значок преследовал его и встречался в самых неожиданных местах, вплоть до аппендикса, который Мумукин удалил себе в прошлом году перед зеркалом (операция сопровождалась сальными шуточками Трефаила, державшего зеркало, и непрерывным стуком Лысюки, потому что орал

Тургений на весь остров).

– Как там насчет пожрать? – осведомился из душевой Трефаил.

– Жуй, – последовал ответ.

На работу побежали голодные.

Улицы Тунгусска кипели от людских потоков, всюду слышались мягкие чавкающие удары – незадачливые пешеходы попадали под транспортные средства. Ежедневно в столице острова Сахарин гибли сотни людей, крематории дымили безостановочно, однако, несмотря на ужасающую статистику, народу меньше не становилось. Людская мешанина напоминала внутренности паровой машины – все шипело и пузырилось, то и дело через клапаны государственных и полугосударственных учреждений уносились по своим рабочим местам кипящие людские струи, шатуны, рычаги, коленчатые валы многомиллионного города двигались в заданном ритме.

Огромные рекламные щиты отвлекали спешащего на службу обывателя от мрачных мыслей: “Вступайте в Государственную Организацию Вечно

Недовольных Обывателей” (с призывом выступала милая такая тетенька лет пятидесяти, в папильотках на босу голову), “Вас ЧУДО ждет”

(рекламный плакат с изображением небоскреба призван убеждать, насколько благое это дело – Чрезвычайно Уплотненные Домовые

Общества) и совершенно новый плакат, изображающий Большого Папу в позе лотоса: “Хороши Упражнения Йоги”.

Тургений и Сууркисат по сторонам не смотрели. Кто отвлекался, тот немедленно становился жертвой паровика. Мумукин жизнерадостно бубнил очередной шлягер:

– Кипучая, могучая, никем непобедимая…

– Осторозно, моя масына едет вперед, – послышалось совсем рядом, и

Сууркисат едва успел выдернуть товарища из-под массивных колес новомодного паровика “Шибейя”.

– Трескучая, вонючая, ты самая е..чая! – в ярости закончил Тургений, потрясая кулаком вслед водителю. Правда, заканчивал Мумукин шепотом и кулаком потрясал исподтишка, потому что номера паровика сообщали, что управляет им не кто иной, как Эм-Си Кафка, шеф Комитета

Общественного Трудоустройства.

– Ну, ты, – пихнул Трефаил Мумукина локтем в бок, – не очень-то матерись.

Кое-как перебравшись на другую сторону шумного проспекта, друзья оказались перед приземистым небоскребом. Тетрадный листочек, приклеенный на жвачку к двери центрального входа, информировал, что в здании располагается ЦАПП-ЦАРАПП.

Здоровенный котовец минут по десять разглядывал удостоверения личности сначала Тургения, потом Трефаила:

– Куда направляетесь?