Карлики-великаны

Сууркисат вручную совместил воспроизводящую головку проигрывателя с диском, и грянули первые такты самого чудовищного музыкального произведения за всю историю островов Гулак. А за ними начался самый ужасный эфир со дня возникновения парового вещания.

– Семь утра на всех часовых поясах, в Перепаловске-Взрывчатском – полночь. В студии “Радио Сахарин” – повсеместно полюбившийся публике

Тургений Мумукин и его бессменный ассистент за звукорежиссерским пультом – Сууркисат Трефаил, человек-паук. Мы работаем в прямом эфире, наш телефон – три, два-два… два-два, три… три, два-два. Ждем ваших звоночков, а пока для вас споет что-нибудь из последнего монстр отечественной эстрады Лемурий Гиббонтьев. Звоните, звоните, передавайте приветы и поздравления, можно пожаловаться на ваше домоуправление и участкового-котовца, признаться в любви партии и правительству, добрые пожелания в адрес Распута Григоровича принимаются вне очереди. Итак – Лемурий исполняет очередную свою ле-муру, пардон муа за мой хранцузский…

Если бы человек-паук не стоял в настоящий момент за звукорежиссерским пультом, он расчленил бы повсеместно полюбившегося публике диктора и сжег в топке. Однако времени на скорый, но справедливый суд совершенно не оставалось. Едва услышав имя исполнителя, Трефаил извлек из фонотеки фланец Гиббонтьева и метнул его в чейнджер поверх гимна, и, едва Тургений завершил тираду,

Лемурий заголосил: “И вот в полет меня зовет мой паролет, мой паролет…”

– Что ты мелешь? – заорал во время короткого перерыва Сууркисат. -

Собака сутулая, ты почему последние известия не читаешь?

С той стороны коммуникативной трубы донеслось:

– Сам собака. Исправлюсь после рекламной паузы.

– Чего? – Трефаил поскреб затылок.

– Работай, пару нет, – отмахнулся за мутным стеклом Мумукин.

Делать нечего, пришлось кидать уголь. Сууркисат кидал в жаркое пламя топливо лопата за лопатой, придумывая планы мести один страшней другого, но ни распиловка, ни вырывание пальцев с корнем, ни сжигание в топке заживо, ни даже сдача Мумукина в лапы самому Эм-Си

Кафке не казались Трефаилу достаточно суровой карой вероломному диктору. Однако нестандартное решение нашлось, и Сууркисат аж вздрогнул при мысли, как он отомстит. Сердце сладко заныло от предвкушения. Тургений же, ни о чем не подозревая, разминал свой рабочий инструмент:

– Мми, ммэ, ммо. Уэ. Абыр… абыр… абырвалг… Фрякает франкмасон нефердопердозно. Не ржи рожей, во ржи лежа. Проехали рохирримы проводить Фродо до Ородруина. Тыры чёрё, соровсерем чёрё лири, серейчарас карак дарам борольноро, бурудерешь знарать…

Едва Гиббонтьев отпел свое, Мумукин вновь подал голос:

– “Радио Сахарин” – это БУЙ! Это ДВА БУЯ! Ля-ля-ля, это была рекламная пауза на “Радио Сахарин”, а сейчас предлагаем вашему вниманию…

В это время регистры в дикторской кабине застучали, и звукорежиссер с ужасом понял, что это – первый звонок в прямом эфире. Первый в мире. Тургений сорвал трубку.

– Привет, к нам в студию дозвонился… – весело начал он. -

Представьтесь, пожалуйста.

– Здравствуйте, – послышался сквозь бульканье котельных голос. – А можно передать привет?

– Обязательно, – торжествующе прокричал Мумукин. – Привет всем. – Он бросил трубку и продолжил: – Последние известия. Приказом Президиума

Верховного Совета гениальный создатель е…ного государства, дорогой товарищ Вальдемар Некрасович Хэдэншолдэрс, с чувством глубокого удовлетворения, переходящего в пароксизм довольства, награждается орденом Трудового Красного Пламени. В теплой дружеской обстановке орден вручал народный шаман Распут Григорович. Трудовые новости: небывалый урожай белокочанной царицы полей собрали с полей нашей любимой Родины…

Мумукин гнал пургу, а бедный Трефаил действительно вспотел. Он думал, что ослышался, но слух до сих пор ни разу не обманывал

Сууркисата. Он ясно слышал, как именно Мумукин назвал Большого Папу, но повторить не решался. Он только слушал болтовню своего товарища и машинально забрасывал уголь в печь.

– …и на этой оптимистической ноте наш выпуск новостей заканчивается.

Свой трудовой подвиг наша бригада в лице меня, Тургения Мумукина, и виртуоза лопаты Сууркисата Трефаила посвящает гениальному создателю…

Мумукин напрягся.

– …е..ного государства.

Это был конец.

Эм-Си Кафка смерил Худойназара Лиффчинга тяжелым взглядом, встал на табурет, придвинул голову редактора за уши поближе и плюнул ему на лысину.

– Так вы утверждаете, что это есть диверсионный акт?

– Нет, – выдавил Лиффчинг. – Это гнусный диверсионно-террористический акт, с элементами глумления над самым святым, что у нас есть.

– Ага. – Эм-Си спрыгнул с табуретки. – В таком случае объясните: каким образом диверсанты проникли в эфирный зал?

– Э… – проблеял редактор. – Втерлись в доверие… Волки в овечьей шкуре… в шкурах. Ввели в заблуждение…

Он смолк под уничтожающим взглядом котовца, а потом вдруг нашелся:

– Их же ваш охранник пропустил.

Эм-Си задумался.

– Вы что, намекаете, будто я халатно отношусь к своим обязанностям по контролю за кадровым составом? – Угрозы в голосе Кафки почти не слышалось, но Лиффчинг вспотел.