Карлики-великаны

– Никак нет! – отчеканил Худойназар. – Я подозреваю заговор.

В коридоре послышался шум, колючие буркалы Кафки сфокусировались на двери, поскольку нестройный галдеж стремительно приближался к кабине редактора.

Дверь не преминула распахнуться, но сделала она это как-то странно:

Эм-Си точно помнил, что дверь открывалась наружу, а тут она открылась внутрь кабины. Причиной распахивания послужил оперативник-новичок, влетевший в дверной проем вперед головой и бесславно прервавший полет лбом о стену.

– Ну вы… Не очень-то… – послышался из коридора чей-то сердитый бас.

Наши же герои продолжали вершить скромный трудовой подвиг, не зная, что жизни их не стоят капустной кочерыжки на полях великой Родины.

Точнее, Трефаил уже понимал, куда они с Тургением попадут после эфира, но бросить работу не мог. Во-первых, надеялся, что никто не заметил мумукинской оговорки, а во-вторых – вошел в привычный полуавтоматический режим работы. Касательно Тургения можно сказать лишь одно: глухари на току бывают во сто раз бдительнее. И только в час пополудни, после слов о погоде, когда закончилась их вахта, уставший и злой Сууркисат скрутил Тургения в бараний рог:

– Над твоим трупом поглумиться, или пускай так куски валяются?

– А что я сделал-то, еппонский бог?

– Ты что – дальтоник? Не слышишь ни фига? Не мог просто сказать -

Большой Папа?

– А я как сказал?.. – похолодел Тургений.

Тут Сууркисат замялся. Сам он брезговал табуированной лексикой, но нужно же как-то объяснять, чего такого сказал этот… этот…

– Ты в слове “единого” вместо “ди” сказал “ба”, – скорбно произнес

Трефаил.

Тургений пошевелил губами, мысленно заменяя один слог другим.

Результат подстановки потряс его до глубины души.

– Что, прямо в эфир? – В глазах Мумукина мелькнул неподдельный ужас.

– Открытым текстом.

Так они стояли и смотрели друг на друга в полном молчании не менее минуты.

А потом разразились хохотом.

– И нас до сих пор не схватили? – Изнемогая от смеха, Мумукин открыл дверь и тут же получил подлый удар в живот, и две пары рук в черно-буром камуфляже выдернули Тургения из эфирного зала.

– Э, куда? – рассвирепел Сууркисат и бросился за товарищем.

В коридоре толпились котовцы, в их объятиях тосковал Тургений.

– Мумукин, держись! – Сууркисат поспешил на подмогу.

Пожалуй, если бы не шесть часов непрерывного махания лопатой и перетаскивания фланцев из нержавейки, Трефаилу удалось бы раскидать оперативников и унести Тургения на руках, но звукорежиссер очень устал. Поэтому единственный эффектный трюк у него получился с каким-то хлипким котовцем, которым он сломал дверь редакторской кабины, да и то – чисто случайно.

– Ну вы… – прогудел Сууркисат. – Не очень-то…

– Вмажь им, Трефаил, вмажь! – орал бьющийся в цепких руках оперативников Тургений. – Еппонский городовой, больно же!

Но вмазать не удавалось. Котовцы плотной стеной облепили Трефаила и не давали места для маневра.

Из раскуроченной редакторской двери выглянул карлик. Над ним показалась голова Лиффчинга.

– Эти?

– Они самые.

– Вы за автографом? – Тургений перестал биться в цепких руках оперативников. – А почему вы такой маленький?

– Да он вообще сикавка, – подтвердил Трефаил.

– Сюда их, живо, – оскорбился Эм-Си Кафка.

Задержанных втолкнули в кабину редактора.

– Моя велик! Моя очень велик! – вскочив на редакторский стол, сотрясал кулачками Эм-Си, сбиваясь на чурекский акцент.

Сууркисат с Тургением переглянулись.

– Осторозно, моя масына едет вперед, – и оскорбительно заржали.

Эм-Си побагровел.

– Вы арестованы за террористическую деятельность, – уже без акцента отчеканил он. – Вы опорочили имя и должность Большого Папы, читали несанкционированные известия и оказали сопротивление властям. Об оскорблении меня при исполнении я умолчу – этот вопрос мы еще провентилируем, в частном порядке…

– Протестую, – заявил Тургений. – Новости санкционированы Большим

Папой, никого я не оскорблял… то есть мы не оскорбляли… И последнее

– я читал с листа, присланного по факсу лично Вальдемаром Некрасовичем.

– Что? – округлил глаза Эм-Си. Оперативники при этом подтянулись и отдали честь портрету Папы, висящему на стене. Новичка поставили на ноги и приставили безвольную руку к козырьку.

– Вот, почитайте, – и Мумукин протянул Кафке страницу с известиями.

Эм-Си машинально взял в руки улику и непонимающим взглядом уставился в текст.

– По-моему, ты совершил крупную ошибку, перевернув лист вниз головой, – прошептал Сууркисат.

– Покажи мне хоть одного чурека, который умел бы читать, и я съем какашки, – так же тихо ответил Тургений.

– Ничего не понимаю… – возмущенно фыркнул Кафка, трепля бумагу в руках, потом перевернул лист… – А, вот теперь понятно.

Быстро пробежав глазами по тексту, главный котовец в недоумении уставился на арестованных:

– Это же позавчерашние известия.

– По-моему, ты съешь какашки, – заметил Трефаил.

– Мне тоже так кажется, – покраснел Мумукин. – Никогда больше не буду шовинистом. Драпаем.

Минуты две прошло, а котовцы никак не могли понять, куда побежали арестованные.

– Кхым… Мнэ… – прочистил горло Лиффчинг. – Вы… как бы это помягче сказать… догонять их будете, или пусть бегут?