Карлики

Я проснулся или, вернее, очнулся от страха быть схваченным во сне. Звучит парадоксально, но именно с этим чувством я открывал глаза. Первое же движение отдало в голове резкой болью. Даже двигать глазами стало нестерпимо больно. Я снял шлем и провел рукою по затылку — на ладони осталась кровь. Провел еще раз — царапина на шее — ерунда. Голова, благодаря защитному шлему, уцелела, но только внешне. Я ввел себе все, что оставалось в медицинском пакете и поднялся на ноги. К счастью, ноги меня еще слушались. Прочерченная детектором дуга с линией нашего маршрута не пересекалась, но проходила совсем близко. Но даже если бы эти две линии и пересеклись, то, все равно, я мог быть уверенным в том, что нахожусь на самой линии маршрута. Вот если бы они не просто пересеклись, а какое-то время оставались «сцепленными»… Я объяснил комлогу, что означает «какое-то время быть сцепленными». Теперь его задача — следить за дорогой. Дальнейшие теоретические выкладки ни к чему не привели, и я стал потихоньку продвигаться по той полости, что находилась ближе всего к нужному мне маршруту. Возле каждого разветвления я сверялся с картой, но дуга на экране не сообщала ничего утешительного — я только отдалялся пути, по которому шли мы с Номурой. Эти места никем до нас не изучались, а полученная путем сканирования стереокарта явно приукрашивала действительность.

Я остановился в раздумье. Правильно ли я поступаю — ведь я мог бы поискать дорогу не к тому выходу из пещеры, что мы использовали как вход, а ко второму — тому, который, в силу выпавшего жребия, был нами отвергнут. Расстояние до него по прямой составляло около десяти километров — на два километра больше, чем до каньона с вапролоками. Или, пока не поздно, мне следует вернуться в пещеру, где остался Номура, и там дожидаться помощи. За неделю меня бы нашли, а неделю-то я уж как-нибудь продержусь — дающие энергию батареи были в исправности, а льда (иначе говоря — воды) в пещере предостаточно.

Обезболивающие препараты имеют тот же недостаток, что и моя стереокарта — они приукрашивают действительность. Комлог же бил тревогу. Возможно, он слегка драматизировал, но если верить его показаниям — неделю моя голова не выдержит. Словно боясь, что я не поверю приборам, организм взбунтовался: голова внезапно налилась свинцом, к горлу подступила тошнота, перед глазами все поплыло, и я упал на колени. Меня начало выворачивать, затем, похоже, я вновь потерял сознание.

Все словно повторялось: пробуждение, блеск ледяных капель, чужое лицо, мелькнувшее перед глазами и исчезнувшее, лишь стоило мне сфокусировать взгляд.

— Постойте! — я прокричал, прохрипел, простонал — каждый слог этого слова был произнесен по-другому. Свет чужого фонаря бил мне в глаза. Почему-то я был убежден, что гомоид обязан понимать человеческую речь и нисколько не удивился, услышав ответ:

— Вставайте и идите за мной, — сказал гомоид ясно и вполне по-человечьи. Сказав так, он зашагал прочь.

Я встал и пошатываясь поплелся за ним. Мною двигала не надежда на спасение, — ведь с того момента, как я остался один, прошло на так много времени, чтобы успеть ее потерять. Зато, я потерял всякую надежду достичь той цели, ради которой отправился плутать по подземному лабиринту. Но сейчас все переменилось. И мне было плевать, кто в чьей власти, гомоиды — в моей (на такое я всерьез рассчитывал три дня назад), или я — во власти этих непонятных, неведомых существ. Фонарь выхватывал из темноты лишь смутные очертания моего молчаливого проводника. «Кто вы?» — спрашивал я его снова и снова. Собравшись с силами, я попытался его нагнать, но он тут же прибавил шаг, и дистанция между нами осталась неизменной. Расстояние он определял, вероятно, по звуку моих шагов. Тогда, я вновь попытался с ним заговорить.

— Подождите… — бормотал я, — я только хочу узнать, кто вы… я разговаривал с вашим создателем, профессором Франкенбергом перед самой его смертью… я не враг вам, поймите же наконец…

Я надеялся, что гомоида заинтересует какая-нибудь из брошенных мною наугад фраз:

— … он рассказывал мне о вас… я знаю — вы гномы… вас создали чтобы… честно говоря, я не очень понял — для чего… Франкенберг показывал мне ваши портреты… всех четверых… вы который из них?… я знаю, в пещерах находилась лаборатория, что с ней стало?

Он остановился, как вкопанный. Я сделал еще шаг, но гомоид строго приказал:

— Не приближайтесь!

И я был вынужден остановиться. Он повернулся ко мне, но рассмотреть свое лицо не дал — его фонарь, гораздо более мощный чем мой, светил прямо на меня.

— Повторите то, что вы сейчас сказали, — таким был его следующий приказ. Я с готовностью подчинился:

— Я говорю — мы предполагали, что лаборатория находится рядом с химическим заводом и шли, чтобы ее найти… не напасть на вас, а найти… Я не знаю, почему Номура стал стрелять — никто не отдавал ему такого приказа… — понимая, что такое оправдание немногого стоит, я замолчал.

— Странные вы… люди, — ответил гомоид, — идете искать неведомо кого, но не знаете, кто идет с вами рядом.