И вот, Ларсон во всеуслышание объявляет, что он, дескать, такой аппарат построил вперед всех. В любом другом учреждении его бы подняли на смех. Но не в нашем — у нас все серьезно. В качестве испытуемого Ларсон выбрал Берха. Сказал, что Берх из нас самый впечатлительный, и что однажды Берх хотел рассказать ему свой сон, но так и не смог его толком вспомнить. Берха обвесили с ног до головы проводами, дали снотворного. Первые три часа Берх спал довольно беспокойно — ворочался, кряхтел, даже стонал время от времени. Видно, сны были бурными. Потом внезапно затих и проспал, как убитый, еще два часа. Лишь много позже выяснилось, что Ларсон ввел ему еще одну дозу снотворного — специально, чтобы Берх начисто забыл все свои сновидения. После пробуждения испытуемого Ларсон показал всем нам очень интересную видеозапись. Мужчины пребывали в восторге, дамы — в тихом замешательстве и не все досидели до конца просмотра. Я думаю, не стоит пояснять, что именно показал нам Ларсон. Как только он умудрился все это смонтировать? Берх его чуть не придушил, но потом отошел. Самое смешное, что Берх, поначалу, и сам поверил в то, что изготовленный Ларсоном фильм — его сон. Но репутацию Ларсон испортил себе навсегда. Особенно — среди дам.
— А ты чего? — вскипел я, — это у тебя что, устройство для записи слуховых галлюцинаций?
— Нет, для чтения мыслей через среднее ухо, — ответил Ларсон. Он потирал ушибленный локоть.
— Ладно, извини.
— От лабиринтов все никак не отойдешь? — спросил он.
— Да вроде отошел. Скажи, тебе, конечно же, приходилось обследовать сотрудников на предмет… как бы это сказать… ну, скажем, заболеваний профессионального характера?
— Например?
— Например, связанных с нарушением психики.
— Хм, даже не знаю, как тебе ответить. Врачебная тайна — сам должен понимать.
— Не нужны мне твои тайны! Своих по горло хватает. Я же не по именам спрашиваю… Так «да» или «нет»?
— Ну случалось… Ты говори прямо — не стесняйся. И не бойся — Шефу не скажу.
Этого-то я как раз и не боялся — при всех своих недостатках, Ларсон болтуном не был. В определенном смысле, конечно.
— Скажи, ты можешь мотивированное чувство преследования отличить от немотивированного?
— У себя или у другого?
— У другого.
Ларсон мгновенно посерьезнел, прошелся несколько раз по кабинету. Беременность страхом… — тихо пробормотал он и с опаской посмотрел на меня, раздумывая, услышал ли я диагноз. Затем предложил:
— Можно, конечно, сделать анализы, но ты ведь не о том спрашиваешь. Тебе нужно, чтобы я определил, следит ли за тобой кто-нибудь, или это тебе только кажется.
От Ларсона трудно что-либо скрыть, и я ответил, что он угадал верно.
— А традиционными способами пробовал проверять? Пусть кто-нибудь за тобой походит, посмотрит. Потом проанализируете картинку… — посоветовал он.
— Пробовал, разумеется, но — все чисто, — мне нужен был совет врача, а не следователя. И не Ларсону объяснять мне, что такое двойная слежка.
— Давай попробуем гипноз.
После случая с Берхом, о гипнозе он мог бы и не заикаться. Я отказался.
— Тогда, я вряд ли смогу помочь. Но анализы все же стоит сделать. Камеру слежения носишь?
— Нет, а что?
— Поноси — спокойней будет.
— Пожалуй, так и поступим… — со вздохом согласился я.
Я сходил к себе в кабинет, забрал камеру и вернулся к Ларсону. Он помог мне установить камеру так, чтобы она брала панораму градусов в сто позади меня. Раз Ларсон сказал, что так будет спокойнее, то почему бы не попробовать.
— Так что насчет гипноза? — спросил Ларсон после того, как мы закончили с камерой.
— Спасибо, но — в другой раз.
— Ладно, не за что, — пожал плечами Ларсон.
— Вот именно, — ляпнул я не задумываясь.
— Тебе нужно сменить обстановку, — посоветовал он на прощание.
У меня не было возможности пустить кого-либо по собственному следу. Доверить такое я бы смог только Берху… Ноги сами несли меня домой, но я понимал, что сейчас они слушают не меня. Назло себе я решил немного погулять по лесу. Сотня гектар, засаженная скромными деревцами разных пород — местными и адаптированными — вот и весь наш лес. Плодородный слой почвы на Фаоне чрезвычайно тонок, а зимой, вдобавок, еще и промерзает, поэтому деревья тут растут только самые неприхотливые. Высокая трава, кустарник, карликовые, в полтора метра ростом, деревья — таков обычный фаонский пейзаж. Почву для искусственного леса завозили специально, зато и деревья выросли, по Фаонским меркам, просто гигантские — метра на три с половиной, а то, и на все четыре. Но до парка возле Института Антропоморфологии нашему лесу еще расти и расти.