Карлики

— Нет, стоп, я кажется перепутала — это у китайцев — легкомыслие, а у японцев — любовь и брак. Или нет…, — она задумалась, — наверное так: одна бабочка — это ветреность и легкомыслие, а пара — это брак, семья и все такое. Давай сейчас глянем…

И она полезла в библиотеку.

— Ты что ищешь? — спросил я.

— Японские трехстишия, хокку, там про бабочек непременно должно быть… Во смотри, Кобаяси Исса написал…

Я посмотрел:

Порхают бабочки.
Я же по миру влачусь,
Словно пыль по дороге.

— Ясно? — спросила Татьяна.

— А что тут непонятного? Стой, вот на этот дай взглянуть, — я не дал ей закрыть страницу.

Потеряв крыло,
Бабочка бьется в пыли,
а у кошки — трофей.

Подписано: Тамака Таники.

— Хм, любопытная идея, — похвалил я, имея в виду связь со злополучным трехкрылым треугольником. Бескрылое легкомыслие — звучит не слишком осмысленно и непохоже, чтобы знак на груди у Номуры означал именно это.

— Бабочки и пыль — возрождение и смерть, вечные темы, — последовало объяснение для тупых. Я продолжал рассматривать текст, как вдруг вместо него появилась довольная Марго — компьютер решил, что Марго для нас важнее.

— Вы чего так уставились? — удивилась она.

— На твоем месте только что были стихи, — с укоризной в голосе объяснила Татьяна.

— На каком таком, моем месте? Ааа, на экране что ли? Ну извините… Не поздновато ли для стихов? — и она хихикнула.

— Для стихов никогда не поздно, — отрезал я.

— Про что хоть стихи?

— Про бабочек, — ответили мы хором.

— Ну вы даете… почитайте и мне, что ли, — попросила она.

Татьяна уполовинила Марго — так, чтобы стал виден текст.

— Марго, ты не возражаешь, если мы тебе правое ухо подрежем? — прокомментировал я Татьянины действия.

— Режьте, оно все равно великовато — не то что левое, — разрешила она. Татьяна зачитала ей про бескрылую бабочку.

— Тоскливые стихи вы читаете… — пошмыгав носом отозвалась Марго, — и зачем кошке такой трофей.

Никакой тайны из бабочек у меня не получилось, и я спросил ее напрямик:

— Марго, расскажи нам какую-нибудь историю про трехкрылую бабочку. Только не спрашивай, зачем.

Марго задумалась минуты на две, а потом выдала:

— Я где-то читала, но уже не помню где… Была такая история, произошла она давным-давно и, к тому же, на Земле. Одна путешественница гуляла где-то в тропиках — на Амазонке, по-моему. Сорвала она как-то раз цветок орхидеи и стала обрывать с него лепестки…

— А это еще зачем? — удивился я.

— Тогда так гадали, чет-нечет, понимаешь? У них цветы были вместо генератора случайных чисел. Ей нужно было выбрать, куда идти дальше, заблудилась она, одним словом. Так вот, на цветке сидела золотая бабочка и лепестки были тоже, золотые. Путешественница оборвала бабочке крыло — перепутала с лепестком. Бабочка оказалась очень мстительной. Когда путешественница, измученная долгой дорогой, уснула, бабочка подлетела к ней и убила… Вот такая трагическая история, — подвела итог Марго.

— Ты все напутала, — возразила Татьяна, — у Эверса немного иначе… Та путешественница коллекционировала бабочек и, найдя золотую бабочку, проткнула ее иглой. А дальше было примерно так, как ты сказала.

— Ну не знаю, — странно, но Марго не хотелось спорить, — вы просили, я рассказала… Я, собственно, по другому поводу звоню. Ты на симпозиум едешь?

— А тебя почему это волнует? — поинтересовался я у Марго. Она призналась:

— Так я тоже хочу, а туда только одно свободное приглашение осталось. Ну так ты едешь? — снова спросила она.

Татьяна вопросительно посмотрела на меня. Делать было нечего, и я согласился взять Татьяну на Оркус.

— Никуда она не едет, — ответил я за Татьяну.

— Ну и чудненько! — обрадовалась корыстная Марго, — тогда — пока!

Марго пропала. Татьяна поспешила чмокнуть меня в щеку. После столь трогательной благодарности, я уже не имел права передумать.

5

Всю ночь я проворочался, изобретая для Ларсона самую страшную месть на свете. Впечатление от вчерашнего розыгрыша не рассеялось и к утру. Но как отомстить Ларсону, я так и не придумал.

В этот день мне почти удалось добраться до Отдела. У самых дверей Отдела я притормозил и подумал, а за каким чертом я сюда приехал — Шефа на рабочем месте не было, от шутника Ларсона меня тошнило, Яна наверняка начнет приставать по поводу галлюцинирующего визора. Я вышел на улицу. За ночь и земля и деревья покрылись тонким слоем инея. Тень от здания мешала фаонскому солнцу растопить иней прямо с утра. И пока земля и деревья из седых не превратились в мокрых, я решил повторить свой вчерашний маршрут, а заодно, еще раз продумать, что сказать Ларсону. Или сделать.