Карлос Кастанеда, книги 1-2 (перевод Б.Останина и А.Пахомова)

На этом наш разговор не кончился. Дон Хуан объяснил, что гуахо воздействуют на людей не прямо, а косвенно. Вступать в контакт с гуахо — дело опасное: они могут пробудить в человеке самое худшее. Твое ученичество кажется тебе долгим и трудным — но иначе и быть не может: только освободившись от всего случайного, можно выдержать встречу с гуахо. Старик рассказал, что, когда его благодетель впервые столкнулся с гуахо, тот его изрядно покалечил. У самого дона Хуана шрамы от первой встречи с гуахо долго не заживали и исчезли лишь после того, как он нашел с гуахо общий язык.

3

10 июня 1968 года я отправился с доном Хуаном в далекую поездку — для участия в митоте. Эту возможность я ожидал несколько месяцев, хотя так и не понял, хочу ехать или нет. Вероятно, мои колебания были вызваны страхом; я боялся принимать пейотль и несколько раз говорил об этом дону Хуану. Сначала он только посмеивался, а потом заявил, что слушать меня больше не желает.

Как бы там ни было, на митоте я мог проверить свою теорию: я еще не отказался от мысли, что для достижения общей «настройки» участников митоты необходим скрытый руководитель. Я решил, что у дона Хуана была своя причина отвергнуть мою теорию: он предпочитал объяснять происходящее на митоте в терминах «видения». Мои построения шли вразрез с тем, чего он хотел от меня добиться, и, как противоречащие его собственным взглядам, были отброшены.

Перед самой поездкой дон Хуан успокоил меня, сообщив, что есть пейотль я не буду, а только наблюдать. У меня гора с плеч свалилась. Теперь я был уверен, что сумею выявить те скрытые манипуляции, посредством которых между участниками достигается полное единогласие.

Мы выехали вечером. Солнце уже клонилось к горизонту, но по-прежнему припекало, и я жалел, что на заднем окне машины нет жалюзи. С вершины холма, как на ладони, открылась долина. Дорога вилась черной лентой, то поднимаясь, то опускаясь по бесчисленным пригоркам; она бежала на юг и исчезала вдали за чередой невысоких гор.

Дон Хуан молча глядел вперед. Мы ехали долго. В машине было душно. Я опустил стекла, но легче не стало; не выдержав, я пожаловался на зной.

Дон Хуан хмуро глянул на меня.

— В эту пору жара стоит по всей Мексике, — сказал он. — Ничего не поделаешь.

Я чувствовал, что он продолжает смотреть на меня. Машина катилась вниз, набирая скорость. Промелькнул дорожный знак, предупреждавший, что впереди яма. Я нажал на тормоза, но было поздно, нас сильно тряхнуло. Я сбросил скорость — мы проезжали участок, где вдоль дороги пасся скот. Увидеть здесь сбитую машиной корову или лошадь — не редкость. В одном месте пришлось даже остановиться: дорогу переходил табун лошадей. Я раздражался все больше.

— С детства ненавижу жару, — сказал я. — Каждое лето страдаю от нее.

— Ты уже не ребенок, — заметил дон Хуан.

— Все равно, я задыхаюсь от зноя.

— А я в детстве задыхался от голода, — сказал дон Хуан. — Пух от него и не мог дышать. Но все это осталось в детстве. Теперь я голода не боюсь.

Я не знал, что ответить. Приходилось отстаивать мнение, которое мало меня беспокоило. Не столько жара была причиной моей нервозности, сколько полторы тысячи километров, которые нам предстояло преодолеть, — я боялся, что дорога измотает меня.

— Давай остановимся и перекусим, — предложил я. — Как раз и жара спадет.

Дон Хуан улыбнулся. Приличный поселок встретится теперь не скоро, сказал он, добавив, что вполне понимает мою неприязнь к грязным придорожным забегаловкам.

— Ты разве не боишься поноса? — спросил он. В его вопросе я уловил издевку, но вид у дона Хуана был совершенно невозмутимый.

— Глядя на тебя, — сказал он, — можно подумать, что твой понос только и ждет, когда ты вылезешь из машины. Тебе не позавидуешь: не успеешь справиться с жарой, как тут же одолеет понос!

Его невозмутимость была настолько комичной, что я рассмеялся. Мы долго ехали молча, и когда добрались до автомобильной стоянки Лос-Видриос (что по-испански значит «осколки»), уже стемнело.

— Чем кормите сегодня? — крикнул дон Хуан, не выходя из машины.

— Свининой, — послышался в ответ женский голос.

— Надеюсь, тебе повезло, — сказал дон Хуан, — и эту свинью задавили не ранее как сегодня.

Мы вылезли из машины и огляделись. По обеим сторонам дороги виднелись невысокие горы, похожие на застывшую лаву гигантского извержения. На фоне сумеречного неба их зубчатые вершины казались громадными осколками.

За едой я сказал, что догадываюсь, почему это место называется Лос-Видриос, — из-за гор, напоминающих осколки стекла.

Дон Хуан тоном знатока ответил, что название возникло после того, как здесь перевернулся грузовик со стеклом. Куча осколков долго пролежала у дороги.

Я решил, что он шутит.

— Спроси у кого хочешь, — предложил дон Хуан. Я обратился к мужчине за соседним столиком. Тот извиняющимся тоном ответил, что не знает. Тогда я отправился на кухню и стал расспрашивать женщин, но и они понятия не имели, почему так называется место, — называется, и все.