Карлос Кастанеда, книги 1-2 (ред. В.О.Пелевин, carlitoska)

Мы немного передохнули, затем он вынул из-под рубашки сверток, в котором оказалась его трубка. Он наполнил чашечку курительной смесью, зажег спичку и поджег небольшую сухую ветку, которую положил внутрь чашки, после чего велел мне курить. Без кусочка угля внутри раскурить ее оказалось достаточно сложно и нам пришлось не один раз поджигать палочку, прежде чем смесь разгорелась.

Когда я закончил курить, он сказал, что мы здесь для того, чтобы я мог разыскать тот вид дичи, на который буду охотиться. Он тщательно повторил мне три или четыре раза, что наиболее важным в том, что я делал, было найти какие-нибудь дыры. Он подчеркнул слово «дыра» и сказал, что внутри них маг мог найти все виды сообщений и указаний. Я хотел спросить, что это за дыры. Дон Хуан, казалось, отгадал мой вопрос и сказал, что их невозможно описать, так как они относятся к области виденья. Он повторил несколько раз, что я должен сосредоточить все свое внимание на звуках и сделать все возможное, чтобы найти в них дыры. Он сказал, что собирается четыре раза сыграть на своем ловце духов. Я должен был использовать эти жуткие звуки в качестве проводника к олли, который звал меня, тогда этот олли даст какое-то очень важное указание. Дон Хуан велел находиться в полной готовности, так как он не знает, каким образом олли проявит себя на этот раз.

Я внимательно прислушивался, сидя спиной к каменистому склону холма. Я испытывал легкое онемение. Дон Хуан предупредил, чтобы я не закрывал глаз. Я стал слушать и смог различить посвистывание птиц, шелест листьев на ветру и жужжание насекомых. Когда я сосредоточил свое внимание на этих звуках, я разобрал четыре разных типа посвистывания птиц. Я мог различить медленные и быстрые порывы ветра, также я мог слышать шелест трех типов листьев. Звуки, издаваемые насекомыми были поразительны. Их было так много, что я не мог сосчитать их или правильно отделить друг от друга.

Я был погружен в необычный мир звуков, как никогда в жизни. Я начал крениться вправо. Дон Хуан сделал движение, чтобы не дать мне упасть, но я удержался сам и снова сел прямо. Он передвинул мое тело, усадив так, чтобы спина устойчиво улеглась во впадину огромного валуна, аккуратно прислонил к камню мою голову, а затем вымел из под моих ног мелкие камни.

Он сказал мне смотреть на горы к юго-востоку. Я зафиксировал взгляд на далеких горах, но он поправил меня, сказав, что я не должен смотреть на них пристально, что следует просто смотреть, переводя взгляд от точки к точке, как бы сканируя взглядом холмы передо мной и растительность на них. Он повторял снова и снова, что я должен сосредоточить все свое внимание на звуках.

Звуки появились опять. Дело было не столько в том, что мне хотелось их слышать, сколько в том, что они каким-то образом заставляли меня концентрироваться на себе. Ветер шелестел листьями. Он пронесся сверху над деревьями, а затем опустился в долину, в которой мы находились. Опускаясь, он коснулся сначала листьев на верхушках деревьев — они издали особый звук, который показался мне густым, грубым и сочным. Затем ветер прошелся по кустам. Их листья зазвучали подобно множеству рассыпающихся мелких предметов; это был почти мелодичный звук, очень поглощающий и весьма требовательный; он, казалось, мог заглушить все остальное. Я нашел его неприятным. Я почувствовал себя в затруднении, потому что мне пришло в голову, что я сам подобен этому шуршанию кустов, раздражающему и требовательному. Звук был так похож на меня, что я почувствовал прилив ненависти к нему. Затем я услышал, как ветер коснулся земли. Это был уже не шелестящий звук, а скорее свист, почти гудение или однообразное жужжание. Прислушиваясь к ветру, я понял, что все три типа звуков возникают одновременно. Я был удивлен тем, что оказался способен отличить их один от другого. Потом я вдруг снова начал осознавать посвистывание птиц и жужжание насекомых. До определенного момента были одни только звуки ветра, а потом гигантский поток других звуков мгновенно затопил пространство моего сознания, хотя по логике вещей, эти звуки должны были непрерывно возникать в течение того времени, когда я слышал один только ветер.

Я не мог сосчитать всех типов посвистывания птиц или жужжания насекомых, однако, был убежден, что слышу каждый отдельный звук сразу, как только он возникает. Все вместе они создавали очень необычный порядок. Я не мог назвать это иначе чем «порядок», поскольку звуки имели свой собственный строй; то есть каждый звук возникал в строго определенной последовательности.