Карлссон, который живет на крыше (Пер. Л. Брауде и Н. Белякова)

Буссе тоже это знал. И он, и Беттан, и мама, и папа однажды — всего один только раз — были на крыше и осмотрели домик Карлссона. Они влезли на крышу через чердачный люк, которым пользовался трубочист, и Малыш показал им домик Карлссона за трубой, совсем рядом с брандмауэром соседнего дома. Мама чуточку испугалась, когда поднялась на крышу и увидела оттуда улицу. У нее слегка закружилась голова, и ей пришлось схватиться за трубу.

— Малыш, обещай мне, что никогда не поднимешься сюда один, — сказала она.

Прежде чем обещать, Малыш немного подумал.

— Ладно, — под конец сказал он, — я никогда не поднимусь сюда один… хотя я, быть может, иногда прилечусюда с Карлссоном, — немного погодя совсем тихо добавил он.

Если мама не слыхала эти слова, пусть винит себя. Да и вообще, как она могла даже требовать, чтобы Малыш никогда не навещал Карлссона, Она, верно, никакого понятия не имела о том, до чего весело может быть в маленькой неприбранной комнатушке Карлссона, где столько разных штучек-дрючек.

«Но теперь, ясное дело, все кончится, — с горечью подумал Малыш, — а все из-за этих дурацких журналистов».

— Скажи Карлссону, пусть остерегается, — сказал папа. — Ему надо на некоторое время прекратить свои полеты по округе. Вы можете играть в твоей комнате, где никто его не увидит.

— Но если он начнет буйствовать, я выставлю его вон, — предупредила мама.

Она поставила Малышу тарелку с кашей на кухонный столик, а Бимбо тоже положили немного каши в его плошку. Папа попрощался и ушел в свою контору. И тут выяснилось, что маме тоже надо пойти в город.

— Я только сбегаю в туристское бюро узнать, не предложат ли нам какую-нибудь интересную поездку. Ведь у папы скоро отпуск, — сказала она, поцеловав Малыша. — Я быстренько вернусь.

И Малыш остался один. Один с Бимбо, со своей кашей и со своими мыслями. И с газетой. Она лежала рядом на столике, и время от времени он искоса заглядывал в нее. Под статьей о Карлссоне была красивая фотография большого белого парохода, который прибыл с визитом в Стокгольм и стоял теперь на якоре в Стрёммене [11]. Малыш смотрел на пароход. О, как он был красив! Малыш охотно поглядел бы на такой пароход и поплавал бы на нем по морю!

Он пытался смотреть только на пароход, но взгляд его все время устремлялся к этому противному заголовку:

ЛЕТАЮЩИЙ БОЧОНОК ИЛИ ЧТО-ТО ДРУГОЕ?

Малыш в самом деле был огорчен. Ему нужно было как можно скорее поговорить с Карлссоном, хотя и не стоило его сильно пугать. Кто знает, вдруг Карлссон возьмет да и улетит и никогда больше не вернется. Малыш вздохнул. Затем нехотя сунул в рот ложку каши. Не глотая эту кашу, а как бы пробуя, он держал ее за щекой. Малыш был маленький, худенький мальчик с плохим аппетитом — таких ведь на свете немало!

Он вечно сидел, ковыряясь в тарелке. Чтобы поесть, ему нужна была целая вечность.

«А из всей еды каша — особенно невкусная, — думал Малыш. — Может, она станет немного вкуснее, если посыпать ее сахаром?» Он взял сахарницу, но в тот же миг услышал жужжание моторчика под кухонным окном и — ж-ж-ж-ж — в кухню влетел Карлссон.

— Хейсан-хоппсан, Малыш! — воскликнул он. — Кто твой лучший друг на свете? Отгадай! И почему он прилетает именно сейчас? Отгадай-ка!

Малыш быстро проглотил кашу, которую держал за щекой.

— Мой лучший друг на свете — это ты, Карлссон! А почему ты прилетел именно сейчас?

— Отгадай с трех раз! — сказал Карлссон. — Потому что я скучал по тебе, маленький глупый мальчишка. Или потому, что меня угораздило залететь сюда по ошибке, а, собственно говоря, мне надо было облететь вокруг Кунгстрэдгордена [12], или же потому, что я почувствовал запах каши! Отгадай-ка! Это только от тебя и требуется.

Лицо Малыша просветлело от радости.

— Потому, что ты скучал по мне? — робко попытался отгадать он.

— А вот и нет! — возразил Карлссон. — И на Кунгсан [13]мне вовсе не надо было, так что нечего тебе и гадать.

«Кунгсан, — подумал Малыш, — о, туда Карлссону абсолютно нельзя летать, да и ни в какие другие места, где полным-полно народа. Его могут там увидеть, это надо ему наконец объяснить!»

— Послушай-ка, Карлссон, — начал было Малыш, но тут же замолчал, потому что внезапно увидел: вид у Карлссона — недовольный. Он угрюмо смотрел на Малыша и строил гримасы.

— Прилетаешь сюда голодный как волк, — сказал он, — а кое-кому ставят стул и тарелку на стол, повязывают нагрудничек, как младенцу. И накладывают целую гору каши, и говорят, что надо съесть ложечку за маму, ложечку за папу, ложечку за тетю Августу…

— А кто такая тетя Августа? — с любопытством спросил Малыш.

— Понятия не имею, — ответил Карлссон.

— Ну тогда, верно, нечего тебе и есть за ее здоровье, — сказал, расхохотавшись, Малыш.

Но Карлссон не смеялся.

— Вот как! И это говоришь ты! Значит, по-твоему, надо умирать с голоду только потому, что тебе не довелось узнать всех теток на свете, которые, может, сидят себе и киснут где-нибудь в Тумбе или Тутарюде [14], или еще где-нибудь.