Карлссон, который живет на крыше

— И честно отдал за них пять эре, — сказал он. — Я ведь не хочу, чтобы какая-нибудь торговка разорилась из-за меня, ведь я самый честный на свете.

— А торговка считала, что пяти эре за все эти яблоки — достаточно? — удивился Малыш.

— Спросить ее об этом я никак не мог, — ответил Карлссон. — Ведь ее не было, она в это время как раз пила кофе.

Карлссон нанизал яблоки на стальную проволоку и стал печь их над огнем в очаге.

— Кто самый лучший на свете пекарщик яблок? Отгадай! — сказал Карлссон.

— Конечно, ты, Карлссон! — ответил Малыш.

Они посыпали сахарным песком яблоки и ели их, сидя у очага, а за окном меж тем сгущались сумерки. «Как хорошо сидеть у огня», — думал Малыш, потому что погода становилась все холоднее. Заметно было, что настала осень.

— Я собираюсь слетать за город и купить побольше дров у какого-нибудь старика крестьянина, — сказал Карлссон. — Хотя все они плуты и глядят за тобой в оба, да и потом, кто их знает, в какое время они пьют кофе.

Он сунул в очаг несколько больших березовых поленьев.

— Но мне хочется, чтобы зимой у меня было тепло и уютно, а иначе я не играю. Пора бы им, старикам крестьянам, понять это!

Когда огонь погас, в маленьком домике Карлссона стало совсем темно. Тогда он зажег керосиновую лампу, висевшую над верстаком. Она озарила теплым и уютным светом комнату и все вещи, нагроможденные на верстаке.

Малыш поинтересовался, нельзя ли им немного поиграть со всем этим хламом, и Карлссон согласился.

— Но тебе придется спрашивать у меня, можно ли взять эти вещи на время, поиграть. Иногда я говорю «да», а иногда — «нет»… Большей частью я говорю «нет», потому что все-таки штучки-дрючки эти — мои и я хочу сам ими заниматься, а иначе я не играю!..

И когда Малыш много-много раз спросил у него разрешения взять ту или иную вещь, Карлссон дал ему на время старый сломанный будильник, который Малыш сначала разобрал, а потом собрал. До чего же было весело! Более увлекательной игры Малыш и представить себе не мог.

А потом Карлссон захотел, чтобы они вместе постолярничали.

— Столярничать — все-таки самое веселое, и можно сделать столько прекрасных вещей, — сказал Карлссон. — По крайней мере, я могу.

Сбросив на пол все, что было нагромождено на верстаке, он вытащил из-под диванчика разные до-сочки и чурки. Они оба, и Карлссон и Малыш, начали стучать молоточком, вколачивать гвозди, да так, что только в ушах звенело. Малыш, сколотив две чурки, сделал пароходик. Вместо трубы он тоже приставил маленькую чурку. И в самом деле, получился очень красивый пароходик.

Карлссон сказал, что он соорудит скворечник и повесит его на углу своего домика, чтобы там могли жить маленькие птички. Но скворечник у него не получился, а вышло что-то совсем другое, совсем непонятное.

— Что это такое? — спросил Малыш.

Склонив набок голову, Карлссон взглянул на свою поделку.

— Это… одна вещица, — сказал он. — Потрясающе красивая маленькая вещица. Отгадай, кто самый лучший на свете мастерильщик штучек-дрючек?

— Конечно, ты, Карлссон! — ответил Малыш.

Но уже настал вечер. Малышу пора было идти домой спать. Ему пришлось покинуть Карлссона и его маленькую уютную комнатку со всеми нагроможденными там вещами и верстаком, коптящей керосиновой лампой, и дровяным ларем, и с камином, где еще оставались раскаленные уголья, которые давали тепло и свет. Трудно было Малышу оторваться от всего этого, но он знал, что снова вернется сюда. О, как он радовался, что домик Карлссона именно на его крыше, а не на чьей-нибудь другой!

Они вышли на крылечко, Карлссон и Малыш. Над ними сияло звездами небо. Никогда в жизни Малыш не видел такого множества звезд, да еще таких больших, да так близко от себя. Да нет, понятно, что не так близко, их от него отделяли тысячи миль, он знал это, и все же… О, какая звездная крыша опрокинулась на домик Карлссона — и близкая, и в то же время такая далекая…

— На что ты уставился? — спросил Карлссон. — Мне холодно… ты летишь или нет?

— Да, спасибо, лечу, — ответил Малыш.

А на другой день… какой это был день! Сначала явились Буссе и Беттан, потом — папа, а последней — и это было самое главное — явилась мама. Малыш кинулся в ее объятия и сам крепко обнял ее. Никогда, никогда больше не должна она уезжать от него! И вот они все окружили маму — папа, и Буссе, и Беттан, и Малыш, и фрёкен Бокк, и Бимбо.

— У тебя уже нет переутомления? — спросил Малыш. — Как оно могло так быстро пройти?

— Оно прошло, когда я получила твое письмо, — сказала мама. — Когда я узнала, как вы все «бальны» и что вас надо изолировать, я поняла, что и сама заболею всерьез, если не вернусь домой.

Фрёкен Бокк покачала головой:

— Пожалуй, это было не очень разумно. Хотя я ведь могу время от времени приходить и помогать вам, фру Свантессон, если понадобится. А теперь, — продолжала фрёкен Бокк, — теперь я должна немедленно уйти, потому что мне надо вечером быть на телевидении.

Все очень удивились — мама и папа, и Буссе, и Беттан.

— В самом деле! — воскликнул папа. — Мы должны посмотреть эту передачу. Вне всякого сомнения!

Фрёкен Бокк гордо вскинула голову: