Карма

Лорен Биел Карма

Просим НЕ использовать русифицированные обложки книг в таких соц. сетях, как: Instagram, TikTok, Twitter, Facebook, Pinterest и т. д.

Всем хорошим девочкам, которые и не предполагали, что «хороший парень» может потрясти до дрожи.

Я повторно проверяю список, прежде чем войти в здание. Мистер Уорренталь. Он дезертировал из «Исхода» три года назад, и они ждали наступления Судной Ночи, чтобы убрать его.

Проблема в том, что мистер Уорренталь был прекрасно осведомлен о предстоящей ночи «разгула криминала» и подготовился, забронировав билет из Вейла. Он надеялся улететь сегодня утром. Когда Старейшины пронюхали об этом — похоже, у них повсюду были связи, — они послали меня перехватить его. У меня не было другого выбора, кроме как собраться до восхода солнца и отправиться в особняк у подножия горы.

Прежде чем войти внутрь, я надеваю перчатки. Он не должен был меня ждать, но он скорее всего знает, что это произойдет. Никто не уходит из «Исхода». Ты не можешь просто решить, что тебе надоела твоя богатая, привилегированная жизнь, и уйти из общества, которое сделало тебя таковым.

Я знаю наверняка. Они сделали меня тем, кем я являюсь сейчас.

— Сюрприз, — говорю я, обнаружив его в постели. Его упакованные чемоданы стоят рядом с изножьем кровати. Старейшины не ошиблись в своих предположениях.

С такими широко открытыми глазами, что я могу видеть каждый сосуд на его белках, мужчина садится на кровати.

— Нет, нет, нет! — умоляет он. — Епископ даровал мне благословление покинуть общество!

— Мы с тобой оба знаем, что это неправда.

— Но это правда!

— Если бы это было так, меня бы здесь не было.

— У меня есть деньги!

— Конечно, есть. Как и у всех вас.

Но не у меня. Несметные богатства не входили в контракт, который я заключил почти десять лет назад. Поскольку меня привели в «Исход», а я не принадлежу им «по крови», мне была дарована только жизнь и ничего более.

Просьба этого человека остается без ответа. Жертвы всегда предлагают огромные суммы наличными, но я не отступаю от своей миссии. У меня есть работа, которую нужно выполнить, и, если я потерплю неудачу, мое имя попадет в список, и кто-нибудь придет уже за мной. Кто-то такой же, как я.

Наемный убийца.

Их пешка.

Рабочая пчелка в их замысловатом улье.

Потому что я их собственность.

Я продал свою душу Дьяволу и теперь я его дозорный. Его приспешник. Пешка в системе, в которой я не родился. Меня взяли и предложили выбор. Мог стать либо палачом, либо жертвой. Поскольку я не скот, которому суждено быть обескровленным и отданным на съедение, я решил присоединиться к ним.

Но мне не удалось стать одним из них. Не совсем. Мне разрешили сохранить свою жизнь, но жизнь, которой я живу, больше не принадлежит мне.

Иногда я задаюсь вопросом, не лучше ли было бы истечь кровью в их роскошном домике в лесу. По крайней мере, кровь, пропитавшая их шикарные деревянные полы, была бы моей собственной. По крайней мере, умер бы свободным.

Рядом со мной висит лом, и один быстрый удар по черепу мужчины останавливает его надоедливые мольбы. Обвязываю толстой веревкой его безвольные запястья и лодыжки, а затем вытаскиваю его из постели. Я не люблю убивать их в постели, предпочитая вместо этого размещать их в роскошных гостиных. Это так иронично — умереть в комнате, в которой ты должен был жить¹.

Бросаю его тяжелое тело на кожаное кресло и нажимаю кнопку, чтобы оно откинулось. По крайней мере, умирая, он может чувствовать себя комфортно, полулежа в комнате, заваленной оригинальными произведениями искусства, первыми печатными изданиями и ароматом дорогих сигар.

На столе рядом с нами лежат три пульта дистанционного управления, — я беру их в руки и нажимаю на кнопки, пока динамики под потолком не оживают. Я раскачиваюсь и кружусь вокруг кресла, держа нож у бедра под композицию «Bohemian Rhapsody» группы Queen. В ожидании пока он очнется, успеваю пропеть почти всю песню.

Словно по сценарию, его глаза распахиваются, когда песня достигает крещендо, и мое лезвие вонзается ему в шею сбоку. Нож входит и выходит в такт музыке. Отдаленное бульканье предшествует струе крови из его шеи, которая фонтанирует свирепыми красными брызгами. Даже со стен капает это дерьмо. В последний раз вонзаю нож ему в плоть и сжимаю пальцами его подбородок, опуская отвисшую челюсть так, что кажется, будто он поет слова песни ртом. Моя кровавая марионетка.

Песня достигает кульминации, а затем наступает полная тишина. Кровь разрисовывает стены его безвкусного особняка, словно какая-то абстрактная художественная инсталляция. Жаль, что я не могу наклеить на нее ценник в несколько долларов и продать богатым и скучающим.

Кровь превращается в тонкую струйку и стекает по его испачканной рубашке. Достаю список из кармана и опускаю палец в алую лужицу. Расправив листок на бедре, я нахожу его имя и оставляю на нем красный мазок.

Один готов. Как им и было нужно.