Я достаю из сумки с одеждой отглаженные брюки с рубашкой и вешаю их в шкаф. Мой кролик запрыгивает в комнату и топает своими массивными лапами. Он фламандский великан2, и может свободно перемещаться по всему моему дому. Я наклоняюсь и глажу его плотную черную шерсть. Он достаточно темный, чтобы гармонировать с нашими нарядами.
— Привет, Пити, — говорю я, поглаживая его огромные уши.
Можешь называть меня чудовищем в любое другое время суток, но я становлюсь мягким, как только ты сажаешь меня рядом с этим гребаным животным. Это был мясной кролик, предназначенный на убой, но я украл его прямо «со сковороды» на ферме и нисколько об этом не жалею. Бог будет избегать меня за всё, что я сделал за последнее десятилетие, но, возможно, мы с этим кроликом сможем улыбнуться ему, прежде чем он отправит меня в Ад.
— Я вернусь сегодня поздно вечером. Не жди, — говорю Пити, как будто он меня понимает.
Меня не будет дома, пока не закончится десятичасовой отсчет. Может быть, даже позже, если я задержусь на вечеринке, чтобы для разнообразия трахнуть кого-нибудь кроме своей руки.
Я иду принять душ, чтобы смыть с себя чувство вины, которое попытается поднять свою уродливую голову. Мне не позволено чувствовать такие вещи. Это слабость — признак того, что я терплю неудачу в том, во что превратилась моя жизнь. Этот монстр — тот, кто я есть сейчас. У меня нет возможности стать кем-то другим. Нет возможности вернуть себя прежнего. Он мертв.
И я умру, если когда-нибудь попытаюсь его оживить
Сэм кладет руку мне на бедро и ведет машину вниз по улице. Паника уже охватила город, и большинство витрин магазинов заколочены досками. Некоторые из них были полностью заброшены из-за спешного побега, и лишь немногие владельцы рискнули остаться. Я вижу страх в их глазах, когда они яростно заколачивают фанерой окна.
Грядет «Адская ночь».
Никто точно не понимает, почему это происходит, но местные просто знают, что десятого октября, на улицу лучше не выходить, если вы не хотите, чтобы за вами охотились. Происходит ужасное дерьмо, а полиция не дает никаких комментариев. Меньше, чем никаких. Они утверждают, что это секта или группа серийных убийц, но они слишком хаотичны. То, что они делают, — это полный беспредел. О том, что происходит, они знают не больше, чем мы.
Но я знаю достаточно, а это уже бо̀льше, чем большинство.
Десять лет назад в эту ночь я потеряла отца. Я должна была провести остаток жизни с ним, но его забрали, когда мне было всего десять лет. Они — кто бы они ни были — вбили ему гвозди в ноги, руки и лоб. Знаете, какая самая худшая часть во всём этом? Гвоздь во лбу не убил его сразу. Он вернулся домой, поэтому я нашла его булькающим и хрипящим на крыльце.
Это я вытащила гвоздь из его головы, хотя на это ушли все силы моего крошечного тела. Как только я вытащила металлический стержень, кровь полилась по его лицу, и бульканье прекратилось. Никто прямо не обвинил меня в смерти моего отца, но то, как доктор посмотрел на меня после того, как моя мать поговорила с ним, сказало мне всё, что мне нужно было знать. Неизвестные забили в него гвозди, но именно я убила своего отца.
Мне было десять, блядь. Откуда мне было знать, что гвоздь нужно было оставить на месте? Не существует специального урока или послешкольного занятия о том, что делать, если ваш отец, спотыкаясь, пришел домой с шестидюймовым3 металлическим гвоздем, пробившим ему череп. В любом случае, ничего бы этого не произошло, если бы эти придурки — кем бы они ни были — не вовлекли моего отца в свой маленький косплей с распятием.
Я смотрю на горы, окружающие город. Гигантские вершины, поднимающиеся к небу и рисующие живописную картину. Как что-то настолько прекрасное может существовать в таком уродливом месте?
Я вытираю слезу и открываю косметическое зеркальце, чтобы оценить размазанный макияж, покрывающий мои темные глаза. Зеленые крапинки на радужках были более заметны, когда я была счастлива. С тех пор прошло много времени. Я взъерошиваю каштановую челку, пытаясь придать лицу нормальный вид.
— Всё в порядке, Эллистер, — говорит Сэм, нежно сжимая мое бедро. — Всё разрешится сегодня вечером. Мы узнаем, кто они.
То, как Сэм произносит мое полное имя, заставляет меня вспомнить об отце. Он назвал меня в честь маленького мальчика из «Чудо-женщины». Эллистер. Моя мать жаловалась, что это имя мальчика, и они пошли на компромисс, назвав меня Эллистер, сокращенно Элли. Интересно, знал ли кто-нибудь из них, что однажды я загадаю то же желание, что и маленький мальчик в фильме?
— Прошло целое десятилетие, — говорю я. — Кто бы ни вышел сегодня вечером, вероятно, это будут не те же люди, которые убили моего отца.
— Это не имеет значения. Если они часть системы, все они виноваты. Посмотри, что они делают с этим городом! — он протягивает руку, указывая на пустынные улицы.
Я хочу с ним согласиться, но даже если мы отрубим монстру ноги, они просто отрастут снова. Пока мы не получим доступ к голове зверя, это — бесполезная битва. И всё же я по-прежнему планирую использовать оружие и нанести как можно больше урона.