Карма

Я смотрю на балкон, со второго этажа золотым маскам открывается лучший вид на главный этаж. Кто-то запрыгивает мне на спину, и его золотая маска птицы оказывается рядом с моей.

— Эй, Нокс! — говорит он, я узнаю его голос. Это Адам.

Я внутренне съеживаюсь, но понимаю, что не стоит открыто показывать свое презрение. Прочищаю горло и выдавливаю из себя как можно убедительнее:

— Эй!

Адам вышагивает передо мной, как гордый павлин в море костюмов. Судная ночь дает возможность каждому рожденному в «Исходе» человеку почувствовать себя властелином мира. Я уверен, что мысленно он ступает по воде, а не по твердому полу у нас под ногами. В своей голове он представляет себя Богом.

Адам натягивает маску на лицо. Резкий наклон золотого клюва придает ему зловещий вид, делая похожим на чумные маски семнадцатого века.

— Ты готов к сегодняшнему вечеру? — спрашивает он.

— Если бы был не готов, меня бы здесь не было.

Он сжимает мою рубашку под пиджаком и трясет меня. Мне хочется вцепиться ему в глотку. Он слишком перевозбужден, предполагаю, что перед игрой он попробовал что-то потяжелее предлагаемого алкоголя. Словно в доказательство, он отступает назад, достает из кармана пакетик с белым порошком и нюхает его, белая полоска исчезает с его руки.

— Полегче, — предупреждаю я.

— Сегодня ночь, когда мы можем делать всё, что захотим. Кайфовать, трахаться, убивать. Это место наше, твою мать! — говорит он, его голос повышается с каждым слогом, пока он не начинает кричать. Артерии и вены на его шее напрягаются под тонкой кожей. У этого чувака случится сердечный приступ, если он не будет осторожен. — Мы гребаные боги, Нокс!

Если под «богами» он подразумевает, что мы решаем, кому жить, а кому умереть, то он ошибается. В этом списке имена людей, которые выступают в роли Богов и решают, кто будет устранен. Если вы не оправдываете ожиданий «Исхода» или осмеливаетесь пойти против, вы попадаете в список. У этих людей такое хрупкое самолюбие.

Или, может быть, именно благодаря такому подходу они так долго сохраняли контроль. Устраните все угрозы вашей секретности. Тщательно скрывай все улики.

— Мы сегодня Боги! — говорю я, хотя я не чувствую себя таковым. У меня такое чувство, что я совсем не вписываюсь в общество этих людей. И я не собираюсь спорить с его богохульством.

Но я буду тем, кто я есть на самом деле, и я не Бог. Я падший ангел, как и Люцифер.

— Пойдем выпьем! — Адам жестом указывает мне на кровавый фонтан.

Мы берем по бокалу, и я надеюсь, что он не заметит неуверенности в моих движениях. На самом деле я не такой любитель крови, как они. Я не верю, что это придаст мне какой-либо силы или могущества, и это не принесет удачи или чего-то такого, во что они верят. Но я делаю глоток вместе с Адамом, потому что, несмотря на то, что я не чувствую себя частью их, я принадлежу «Исходу». А это значит, что и мне придется испить из сосуда, которым чуть не стал я сам.

Круг замкнулся.

После того, как я проглатываю грубую, липкую, металлическую жидкость, Адам прижимает пиво к моей груди. Я с радостью открываю крышку и делаю глоток, чтобы смыть кровь, наполняющую рот, а затем смотрю на женщину над нами. Она обнажена, ее сиськи свисают к полу. Горло полностью разрезано, напоминая разинутый рот, и из раны всё еще капает кровь. Она умерла не так давно.

Интересно, кто принес это угощение на вечеринку? Сколько их еще будет сегодня вечером?

Повернувшись к Адаму, я поднимаю бокал с пивом и делаю еще один глоток. Эта женщина будет не единственной жертвой. Позже каждый должен будет принести свою собственную жертву.

Девушка, которую я видел этим утром, всплывает у меня в голове. Хотя я был бы рад увидеть ее снова, не хочу видеть ее здесь сегодня вечером. Я защитил ее от того куска дерьма, который избивал ее, но я не смогу защитить ее, если Адам положит на нее глаз. Ему нравится разрушать всё прекрасное вокруг, — увидев ее, гарантирую, что он захочет притащить ее сюда.

Надеюсь, она уже за много километров от города. Если нет, то лучше бы ей найти очень хорошее укрытие.

Мои ладони соприкасаются с шершавым кирпичом, когда мы останавливаемся на минутку, чтобы передохнуть и прислушаться. Бег в кромешной темноте утомляет. Я дотрагиваюсь до синяка, появляющегося на моем плече, и смотрю на спину Сэма. Я не понимаю, что я такого сделала, что так разозлило его. Если я такая ужасная, как он утверждает, то почему он со мной?

Он знает, почему я с ним. Он заманил меня в свои сети, когда у меня были проблемы с отцом. Говоря о «проблемах с отцом», я имею в виду тот факт, что мой папа умер. Мне казалось, что меня все постоянно бросают. Он использовал мою травму в своих целях, опутывая меня своей паутиной, словно паук, пока я не утратила возможность уйти.

Я думала, он хотел позаботиться обо мне, но он всего лишь хотел, чтобы у меня не было средств на существование, чтобы я не могла легко бросить его. Я верила, что у него искренние чувства ко мне, не предполагая, что он любит только две вещи: себя и контроль. Сейчас… Я увязла с ним, словно в трясине.