Карма

Судя по выражению его лица, я уверена, что у никого никогда не было женщины, которая ставила бы собственное удовольствие выше всего. Теперь, когда я отомстила, всё мое внимание сосредоточено на его члене. Надеюсь, он готов, потому что я не собираюсь останавливаться, пока мое тело не будет истощено от удовольствия. Пока каждый мускул не начнет болеть и не будет напоминать, насколько я жива теперь, когда человек, убивший моего отца, мертв.

Я опираюсь рукой на его грудь, запрокидываю голову и катаюсь на Ноксе, как будто это моя работа. Мой клитор трется о его кожу, а пирсинг задевает его, когда я поднимаюсь и опускаюсь на члене.

— Трахни меня с такой силой, с которой ты их ненавидишь, Карма, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

— Ты разрушил мою жизнь, мудак! — расправляя грудь, кричу я в пространство. — Ты сломал меня!

— Скажи ему, Эллистер. Расскажи им всем!

— Ты… — мой стеклянный взгляд перемещается на мертвое тело. — Ты изменил все пути в моей жизни. Ты привел меня к Сэму! Ты преследовал меня каждое мгновение!

Я тяжело опускаюсь к нему на колени, становясь настолько злой, что выражение его лица меняется с удовольствия на боль.

— А ты, — я смотрю на Нокса. — Ты единственное, что я не ненавижу. Ты единственный, кто не причинил мне вреда, даже когда я этого заслуживала.

Мои стоны наполняют комнату, когда ко мне приближается оргазм, несмотря на весь мой гнев и разочарование.

— Ты мне тоже нравишься, Карма, — говорит он, хватая меня за бедра и чувствуя приближение оргазма. — Теперь, кончи для меня.

Я наклоняюсь вперед, и его рот захватывает мой. Моя грудь поднимается и опускается напротив его. Карма обязательно должна быть покрыта кровью. Но не ее собственной. Только кровью мужчин, причинивших ей боль. Алые капли пропитывают мою кожу и дают мне жизнь, а я принимаю ее в себя.

Я приняла решение. Я не убью Нокса. Не знаю, как мы с этим справимся, но мы постараемся. Вместо того, чтобы убивать ради отца, пришло время начать жить ради него. Он хотел бы, чтобы я была счастлива, и мой самый большой шанс на счастье лежит подо мной.

Это будет нелегко, но в жизни, ничего не дается легко.

Пити запрыгивает мне на колени, и я глажу его большие уши. Я никогда ничего не любил так, как люблю этого кролика. Руки поднимают его с моих колен, и его большие задние лапы вызывающе дергаются. Мягкая кожа сменяет его тепло, когда Эллистер усаживается на меня. Она кладет Пити к себе на колени и он довольно вздыхает.

Я целую Эллистер. Она — единственное, что мне нравится, и единственное, что заняло свое место рядом с Пити в моем сердце. Она отдергивает занавеску у меня за спиной, впуская в комнату деревенский воздух.

Нам пришлось покинуть небольшой городок Вейл. Мы не могли оставаться в Колорадо. Я решил свою судьбу, когда убил старейшину, а затем принес ей еще одного на ебанном серебряном блюдечке. Это было небезопасно для нас обоих.

Сейчас мы живем в Вайоминге, в чертовой глуши. Снимаем уютный загородный домик, за наличные, на месяц. Я был счастлив оставить всё позади, потому что всё, что имело значение, было со мной. Пити и Эллистер. Я думал, что ей будет сложно, но она собрала вещи еще до того, как я решил, куда мы поедем.

Мы до сих пор вздрагиваем каждый раз, когда кто-то стучит в дверь. По-прежнему оглядываемся через плечо, когда выходим в людное место. Но с каждым днем наши страхи словно растворяются.

Эллистер спускает Пити на землю и садится мне на колени. Моя рука касается ее щеки — ее мягкой, гладкой, чистой кожи. Я слежу, чтобы на девушке больше не было синяков. Во мне много ужасного, но я не подниму руку на Эллистер. Никогда.

Моя рука перемещается с ее щеки к горлу. Она задыхается, когда я сжимаю его. Время от времени она передает мне власть и позволяет уложить ее спиной на диван, как сейчас.

Ее глаза темнеют, когда она смотрит на меня.

— Будь хорошим мальчиком и позволь мне сесть к тебе на колени, — говорит она, и на ее лице мелькает игривая улыбка.

Если бы вы спросили меня раньше, позволю ли я когда-нибудь кому-нибудь называть меня «хорошим мальчиком», я бы посоветовал вам поесть дерьма. Это так унизительно. Так лишает силы.

Но так охуительно сексуально, когда эти слова слетают с ее губ.

Она единственная женщина, которой я позволил держать свои яйца в кулаке. Единственная, кому я позволил порезать свой член и кататься на нем, до тех пора, пока она не кончила. Единственный человек, ради которого я бы отдал свою жизнь. Моя любовь к ней только растет с тех пор, как мы уехали из Вейла.

Она здесь пришла в себя. Учитывая пространство и свободу, необходимые ей для процветания, у нее появилось понимание себя. Тяжесть смерти ее отца ушла. Репрессивные придирки со стороны жестокого бойфренда были отброшены в сторону. Ей позволено быть кем она хочет. Она свободна любить того, кого хочет.

И она выбрала меня.