Карма несказанных слов

Приходя с работы, Гришка всегда просил Люсю не занимать телефон – вдруг его матери срочно потребуется поговорить с ним. Люся не понимала, почему здоровая нестарая женщина не может подождать двадцать минут или позвонить на мобильный, но телефон не занимала. Она подавала ему ужин, и они обсуждали, что стоит приготовить завтра, а еще нужно ли купить стиральный порошок или это подождет до выходных. Если порошок, или мыло, или что-то другое требовалось купить срочно, они обсуждали, какой именно порошок или мыло стоит покупать и где именно, чтобы не переплатить. И Люсе приходилось заходить в несколько магазинов, сравнивать цены и звонить Гришке, чтобы он купил то-то и то-то там-то и там-то. Эти обсуждения и сравнение цен надоели Люсе очень быстро и сильно, но когда она попыталась объяснить Гришке, что лучше переплатить, чем тратить время на ерунду, он ее просто не понял. Она чуть не брякнула тогда, что надо не меньше тратить, а больше зарабатывать, но вовремя осеклась: обида вышла бы грандиозная. Гришка кричал бы визгливым голосом – у него голос всегда становился визгливым, когда он кричал: «Значит, я что? Мало зарабатываю?» – как будто сам не знал, что получает мало и не стремится заработать больше. И Люсе пришлось бы утешать его и уговаривать, как маленького.

Ей вообще иногда казалось, что Гришке нравится быть маленьким и слабеньким. Он при малейшем насморке мерил температуру и утверждал, что женщины гораздо выносливее мужчин, они лучше переносят боль и тяготы жизни. А Люся всегда считала, что любой мужчина – это воин и защитник и мерить температуру при насморке – глупо и стыдно. Но все-таки она подавала ему чай с медом и малиновым вареньем. Малиновое варенье хранилось у них именно для таких случаев. Раньше Люся ела любое варенье, когда хотела.

Еще Гришка любил с ней «советоваться». Он рассказывал Люсе, какая у него стерва начальница и какой маразматик научный руководитель – в то время он учился в аспирантуре. Сначала Люся удивлялась и не понимала, что заставляет Гришку терпеть дуру-начальницу и маразматика-руководителя и почему он не найдет другую работу и аспирантуру. Тогда Гришка начинал багроветь и кричать: «Я с тобой просто советуюсь!» И Люся опять не понимала, чем, собственно, его обидела, и принималась оправдываться, а он еще долго на нее дулся.

При этом Гришка был внимательным, встречал ее после работы, если она задерживалась, не давал носить тяжелые сумки, почти не пил, что для Люси, имеющей отца-алкоголика, было очень важно.

Люся долго считала себя счастливой женщиной.

Когда Гришка еще не жил с ней, а только провожал ее после института, ходил с ней на дискотеки и давал списывать курсовые, его мать неожиданно заявилась к Люсиным родителям. Отец тогда в очередной раз бросил пить, работал начальником участка на металлургическом заводе, дома было чисто, уютно, и мама светилась тихой радостью.

Луиза Матвеевна, Гришкина мама, пришла около девяти, с ног до головы оглядела открывшую дверь Люсю и заявила почему-то в сторону:

– Мне надо поговорить с твоими родителями.

– Говорите, – согласился подошедший отец и сделал приглашающий жест. – Прошу.

Люся и родители только что поужинали и собирались пить чай.

Отец пригласил Луизу Матвеевну в комнату, но та прошла на кухню, критически оглядела стоявшую у раковины маму, вздохнула и подняла глаза кверху.

– У наших детей нет и не может быть ничего общего.

– Представьтесь, пожалуйста. – Отец слегка подвинул нежданную гостью, уселся на свое место, а Луизе Матвеевне кивнул на стул рядом.

– Я мама Гриши Остапчука, – все так же стоя в дверях, объявила гостья.

– Пожалуйста, представьтесь, – терпеливо сказал отец. – Я же не могу обращаться к вам: «мама Гриши».

– Нам вообще незачем друг к другу обращаться, – заявила та. – Я хочу, чтобы ваша дочь перестала с ним заигрывать.

– Если хотите продолжать разговор, – спокойно отреагировал отец, – вы сейчас извинитесь перед моей дочерью. Если не хотите – дверь вы видели.

Гостья молчала, и отец крикнул маячившей в коридоре дочери:

– Люсенок, запри за дамочкой.

«Дамочка» уходить не торопилась, видимо, еще не все сказала, и когда отец начал подниматься со стула, процедила, как будто ей было больно говорить:

– Извините, – и уже по-другому, уверенно, добавила: – У наших детей нет ничего общего. У этой юношеской привязанности не может быть будущего. Вы меня понимаете?

– Нет, – заявил отец, – не понимаю. Вам не нравится, что ваш сын провожает Люсю домой? Так скажите ему, чтоб не провожал. Ему скажите, а не мне и не моей дочери. Всего доброго.

Отец поднялся и аккуратно, за локоток, вывел «дамочку» из квартиры.

Люся думала, что Гришка после этого ее бросит, но он не бросил. И она его за это уважала.

Теперь Люся знает, что было бы лучше, если б он тогда от нее отказался.

Ей не хотелось вспоминать Гришку и то отвратительное, что случилось с ней потом, она поморщилась и снова пожалела, что Лена куда-то убежала.