– Что ж, я так и думал, что надо вмешаться, – проигнорировав ноту протеста Всеволода, произнес Эмир, сел рядом со мной, подозвал официанта, заказал нам два чая со льдом и будничным тоном, словно мы беседовали о рядовых неурядицах, принялся излагать суть проблемы: – Дело обстоит следующим образом, наш признанный гений, в соавторстве с Львом Негодиным, написал сценарий. Место для съемок выбрали в Тарасове, тут же нашли финансирование, – при этих словах Эмир слегка поклонился, – и, погрузив в поезд съемочную бригаду, направились творить свой киношедевр. В пути на первой же станции Негодину стало плохо, его отправили в областную больницу. – Эмир сухим тоном обрисовывая ситуацию. – По приезде в Тарасов оказалось, что пропала последняя часть сценария, и она была в единственном экземпляре, так как наш гений, – банкир пренебрежительно кивнул на Остроликого, – не посчитал нужным сделать копию, в общем, ноутбук пропал. Но все, как говорится, оплачено, решили снимать, а Всеволод обещал успеть восстановить утраченный материал. Правда, господин Остроликий?
– Разумеется, – с поистине королевским достоинством изрек гений режиссуры, – но…
– Никаких «но», бюджет строго лимитирован! – отрезал банкир и опять вернулся к рассказу. – Едва начались съемки, установили первую декорацию – крепостную стену, как одна из балок в сцепке оторвалась и рухнула как раз на то место, где стояло кресло Всеволода, он чудом уцелел, за секунду до этого выскочив к актерам объяснять, как играть эпизод. А вчера, то есть на пятый день съемок, произошло возгорание прожектора, все сначала подумали, что в результате короткого замыкания, но я в такие совпадения не верю. Да и находился он опять-таки в непосредственной близости от местонахождения режиссера. – Он повторно кивнул на Остроликого. – В общем, я дал задание электрикам, прибор проверили и нашли, что неполадка была спровоцирована, кто-то специально привел прожектор в негодность…
– Так это же хорошо, – Всеволод не долго сумел удержаться в образе обиженного. Он развернулся к столу и, истерично заламывая руки, воскликнул: – Это же счастье, что столько мистики вокруг, я уже дал информацию в прессе, народ жаждет увидеть фильм! Я на рекламе таким образом экономлю, а ты?! – глянул он на Эмира укоризненно. – Пойми…те, – учел он и мое присутствие за столом, – это же всегда так, творчество оно ведь оттуда, – он постучал указательным пальцем по своей груди, – оно не из головы, оно из сердца, а туда все поступает с неба, от высших сил. Все, что творится вокруг – это живой процесс, отдельный, мы не имеем права его останавливать, мы должны верить, что провидение на нашей стороне, что фильм получается…
– Вот ведь дурак-человек, – миролюбивым тоном перебил его банкир. – Ты чуть дважды не погиб, а все об успехе фильма думаешь, какие-то знаки судьбы ищешь…
– И пусть, значит, это во имя искусства, а вообще, – он принял задумчивый вид, – это здорово! Но нужен завершающий аккорд, что-то одновременно страшное и эффектное, как например…
– Что?! – насторожился Эмир.
– Если кто-нибудь погибнет на съемках, это ж то, что надо, только ближе к концу, после того, как отснимем материал, – продолжил тем временем Всеволод рассуждения, не замечая двух одинаково округлившихся пар глаз, направленных на него.
– Вот видишь, он вообще не понимает всей серьезности ситуации, – дрогнувшим голосом произнес Эмир. – А я капиталом рисковать не могу, так что, Евгения, надеюсь, ты на моей стороне, и понимаешь, что это малое дитя нельзя оставлять без присмотра, – Эмир окинул режиссера жалостливым взглядом. – А чтобы уж сомнений никаких, я взял на себя смелость и уже договор вот подготовил, и гонорар твой увеличил, против того, нашего дела. Все-таки тут тебе придется с ним повозиться… – В его взгляде, обращенном на Остроликого, который, похоже, целиком погрузился в свои мечты о фатальном финальном аккорде и сидел закатив глаза, прослеживалась обреченность.
– Слушай, а может, это он сам подстраивает все эти ситуации, ведь говорит же, что готов на все ради успеха фильма, – осенила меня догадка, но я все же озвучила ее шепотом, хотя наш гений вроде как совершенно отвлекся, углубился в свои мысли и признаков заинтересованности к нашему разговору не проявлял.