Карма темных ночей (сборник)

Максим и Игнат заняли нужные позиции, Маша хлопнула, оповещая о начале репетиции, но работа пошла плохо. Полоцкий выглядел очень органично в роли, а вот Трофимов все делал излишне суетливо, и бесконечные замечания режиссера выводили его из себя.

– Подумать только, Игнат, и ты еще мечтал о главной роли?! Тебя словно подменили, вчера, кажется, все получалось, а сейчас?! – чуть не плача, взывал к нему автор.

– Не знаю, может, палка эта?!

– Ну, а где реквизит? – отчего-то потребовал у него режиссер.

– Не знаю, я тут при чем?

– При чем, ни при чем, вам всем наплевать, а работа стоит! – недовольно пробормотал Всеволод. Роль жертвы искусства, похоже, очень нравилась Остроликому. – Но мне казалось, что эти акебрузы привезли еще утром, – нахмурившись, припомнил режиссер.

– Аркебузы, милый, – ласковым голосом поправила Елизавета Ричардовна, которая опять, похоже, взялась играть роль идеальной супруги, хотя, вспоминая холодное общение четы Остроликих наедине в номере, я чувствовала все большее недоумение.

– А я как сказал?! – вдруг завопил режиссер, но, встретившись со взглядом супруги, более миролюбиво добавил: – То есть, конечно, ты права, милая… Так о чем это я?! – Он нахмурился и опять посмотрел на Трофимова. – Ах, да, мне казалось, что ты вертел в руках какое-то оружие утром?

– Да, я искал на столе с реквизитом что-то более короткое, как вчера сказала ваша новая помощница, – он кивнул в мою сторону, – хотел порепетировать, пока шла установка света…

– И что? – зачем-то уточнил режиссер.

– Увы, не удалось, ничего похожего, так что я не виноват, что сейчас не выходит… ружья-то нет…

– Плохому танцору, как известно… – проворчал режиссер, окинув его безнадежным взглядом. – Ладно, бери дубинку, давай прячь ее под туникой… – Объясняя, режиссер понизил голос до вкрадчивости, словно разговаривал со слабоумным.

Игнат с сосредоточенным выражением на лице пытался внять словам режиссера, но, видимо, от нервного напряжения, а возможно, что и просто от профессиональной непригодности, его отображение смертельной схватки выглядело ненатурально. В тот момент, когда даже всегда улыбчивое лицо Полоцкого померкло от тоски, Маша торжественно возвестила, что доставили долгожданные аркебузы.

– Ну, теперь дело пойдет! – потирая руки, возрадовался режиссер.

– А куда их тащить? – растерялась Маша, сжав локтем хлопушку.

– Да в общую кучу вали, на стол с реквизитом, – засуетился Игнат, радуясь вынужденной передышке в работе, и пошел лично руководить выгрузкой диковинного оружия, появление которого, к слову, вызвало всеобщий ажиотаж, и вокруг стола в итоге оказались все.

Однако средневековым ружьям, похоже, было не под силу повысить актерское мастерство Трофимова. У него все никак не получалось выхватить незаметно аркебузу, нацелить ее на Святогора, потом споткнуться и подставиться под собственный выстрел.

– Стоп! – заорал в сотый, наверное, раз, доведенный до белого каления Остроликий. Он вскочил со стула и попер к Трофимову как ледокол, не замечая никаких преград на своем пути.

– Ну все, сейчас будет на себе показывать, – на длительном выдохе прошептала Маша.

– А что, он всегда на своем примере? – удивилась я.

– Конечно, он же гений, это его фишка, все знают, у него даже есть этакий пунктик, что если уж после его гениальной демонстрации актер продолжает выдавать сырой материал, то он запросто может разорвать контракт. Я даже не знаю, что это нашло на Игната, вчера вроде нормально отыграл, а тут он как нарочно с каждым дублем только хуже и хуже… – Она растерянно потерла лоб.

– Вот! Идиот ты! Полдня угробили на десятисекундный эпизод! – Голос Всеволода срывался на визг. – Вот смотри, – он поднял меч, – отчаянно отбиваешься, но Максим, то есть Святогор сильнее, и ты, чувствуя это, идешь на хитрость, делаешь вид, что ранен, роняешь меч, оседаешь, так, чтобы оказаться к противнику боком. Ведь ты, то есть Бористр, знаешь о порядочности Святогора, а значит, он никогда не нанесет удар безоружному сопернику. Знаешь?! – чуть не плача уточнил он у поникшего Игната.

– Да, да, – поспешно уверил тот.

– Ну вот, склоняешься и выхватываешь абре… тьфу, в общем, эту хреновину, потом предпринимаешь резкий выпад, но рука твоя путается в складках плаща, этого момента достаточно для того, чтобы Святогор все понял. Он бросается в сторону, хватает эту хрень, заворачивая ее вместе с твоей кистью на тебя, как раз в тот момент, когда ты нажимаешь на спуск, и пуля, точнее, порох попадает тебе в живот. Рана почти смертельна, с недоуменным выражением на лице ты оседаешь на землю… – Остроликий перевел дух. – Тебе понятно?

– Кажись, да, – Трофимов почесал затылок, и вид при этом имел бестолковый, словно режиссер объяснял ему на неизвестном языке.