– Бабушка! Как я рад, что ты приехала! – Лев льстиво замурлыкал.
– Не называй меня бабушкой! – строго сказала женщина. Пристально глянула на повара: – Объяснишься, Голиаф?!
Верзила тупо молчал, переминаясь, а Лёва, извиваясь, вилял хвостиком.
Как только Санечку отпустили, его одолел непреодолимый кашель. Кое-как с ним справившись, воришка отнял пальцы от ноющего горла и благодарно взглянул на источник нежданной помощи.
Рядом стояла дамочка лет сорока пяти, с энергичным и очень притягательным лицом. Каштановые волосы до плеч стянуты сзади простой белой резинкой. Худенькую фигуру элегантно обтягивало длинное приталенное зелёное платье (в тон глазам).
– Я жду! – дамочка явно теряла терпение.
Из замка выплыли два архангела и синеволосый мальчишка с крылышками за спиной. Святая троица отвесила Анне синхронный неглубокий поклон, и степенно поплыла далее, по своим делам.
– Э-э, бабушка, мы с Голиафом просто встретили старого приятеля, – стал объяснять лев. – Вот, э-э… болтали о всякой ерунде.
– С каких пор ты стал дружить с мертвяками? – не поверила дамочка, обращая внимание на Сидоркина. Тот несмело глянул в глубокие зелёные глаза и покраснел.
– Вы очень ничего! – брякнул воришка комплимент, рдя пунцовой краской.
Женщины любят, когда их хвалят. И кто именно – вопрос уже вторичный. Впрочем, данная ситуация ясна и без комплиментов со стороны симпатичного покойника… Дамочка непроизвольно поправила причёску, потом нахмурила тонкие изогнутые бровки. С неприязнью глянула на Лёву:
– И мне кажется, ты врёшь, противный рыжий кот! Я не буду рассказывать Иисусу о твоих выходках, а сама накажу розгами. Да так, что ты неделю не сможешь сесть на свою никчемную задницу!
– Бабушка, я не вру! – плаксиво затянула зверюга. – Я добрый, ласковый и весёлый лев.
– Чёрт возьми, не называй меня бабушкой, мелкий и хвастливый пакостник! – отбрила дамочка.
Зло нельзя уничтожить, но его можно вылечить добром. Если, конечно, пациент будет помогать врачу бороться с болезнью. Спасительница открыто посмотрела на жертву:
– Как твоё имя?
– Саня…
– Значит, Александр!.. Давай, Александр, расскажи, что здесь произошло?
Сидоркин на минутку задумался, чуть покашливая.
Лев испуганно сжался, переступая лапками. Верзила тщательно рассматривал свои кирзовые сапоги. Дамочка украдкой любовалась маникюром, справедливость – справедливостью, но женские слабости – это святое.
– Я не буду вам врать, а правду рассказывать не хочу, – наконец, изрёк карманник. – Я, блин, никогда не был стукачом!
– Молодец, что не хочешь врать, – с усмешкой похвалила дамочка. – А сказать правду не есть грех. Порок должен быть наказуем, иначе он породит абсолютное своеволие. Вселенская аксиома! Хотя, дело твоё, – успокоила она кворум. – Ты куда шёл, Александр?
– На суд.
– Я тебя немного провожу. Погоди мгновение, – дамочка склонилась надо львом, молвила внушительно: – Я буду гостить три дня. Забирай своего повара, мяукающий трус. И чтоб ни его, ни тебя я не видела! Ты всё понял, Теобальдус?
– Я всё понял, бабушка, – тоскливо промяукал Лёва. Дамочка слегка хлопнула его по загривку, и процокала каблучками к дверям замка. Ангелы отдали честь огненными мечами, суетливо распахнули створки. Сидоркин поплёлся следом за юной бабулькой.
***
Саня и дамочка шли по безликому коридору, – белые стены, электрические лампочки без абажуров под потолком. Карманник спросил, томясь:
– Вы кто? Хотя, въезжаю. Вы – Бог-мать.
Дамочка иронично покосилась:
– Я бабушка Иисуса – Анна. Прилетела проведать внучка.
– Вы зря прилетели, Анна. Иисуса нету.
– Ерунда, ночевать-то домой придёт, – молодая бабушка встала, подала ручку на прощание. – Удачи, Александр!
Сидоркин флегматично пожал тёплые божественные пальчики. Доказательная страстность исчерпала энергетические заряды, и поэтому воришка лишь грустно пробурчал:
– Вы не поняли. Иисуса, вообще, больше нету. Его убили!
– Чепуху городишь. Мой внук – бессмертен! – дамочка кивнула и вошла в стену.
– Если родная бабушка не верит, что говорить о «Б» и прочих… – так проворчал карманник и последовал дальше по безликому коридору.
54. Иисус
– Привет, – Санечка вошёл в кабинет. На лице обречённость бычка, который сам пришёл к мяснику.
Помощник Господа сидел за столом и дописывал решение. Он поставил точку и отложил шариковую ручку. Немного полюбовался на свои каракули, выписанные (однако) чёткой каллиграфией. Воззрился на грешника, мнущегося у порога.
– Явился, Сидоркин, – ощерился очкарик. – Можешь сесть.
Карманник опустился на стул и сразу же зловеще произнёс:
– Ты мне не верил, а Иисуса убили!
– Лучше о себе подумай, – прошепелявил судья. Он ласково огладил собственноручно составленную бумагу. – Сто три килограмма грехов… так… пропустим описание… наказание… – возбуждённо пощёлкал языком, – в общем, тебе хватит. Распишись, Санёк. – Заморыш подвинул жулику документ и ручку.
– Я ничё подписывать не буду, – по привычке ответил Сидоркин.
– Не спасёт, чувак, – ухмыльнулся замухрышка, снова беря ручку и чиркая в решении: – Так и запишем, сукин сын от росписи отказался.