Вот и меня волнует вопрос о том, почему именно фантастическое писательское сообщество приняло в войне 2014 года столь горячее участие, почему оно сначала усердно прогнозировало, а потом осуществляло ее. Проще всего сказать, что фантасты вообще правят миром – у фанов такие легенды популярны, – но их придется отбросить: в конце концов, среди фантастов есть и талантливые, и почему сбываются только прогнозы наименее талантливых и наиболее одиозных – вопрос неразрешимый. Гораздо более вероятной представляется мне иная версия: пока мейнстримная или артхаусная литература занималась самообслуживанием или коммерцией, фантастика, как ей и положено, предлагала и анализировала варианты будущего; пусть стилистически эта проза небезупречна, но она, по крайней мере, отвечает на вызовы времени. Вышло так, что с семидесятых именно фантастике выпало обдумывать реальные стратегии, варианты и перспективы постсоветского будущего: цензура была к этому якобы развлекательному и трешевому жанру более снисходительна, чем к серьезной (так ей самой казалось) прозе. Начиная со Стругацких, а по большому счету и с Ефремова, именно фантастика стала полем наиболее оживленных дискуссий о будущем страны. Вдобавок фантастика – в отличие от той самой серьезной литературы – обладала собственными отлично развитыми инфраструктурами: ее конгрессы, съезды, слеты и тому подобное позволяли сотням авторов обговаривать свои версии, обмениваться мнениями – словом, фантастика играла роль почти несуществующей у нас футурологии, брала на себя выработку новых национальных проектов и, как видим, преуспела в этом.
Война на юго-востоке Украины развязана реконструкторами, публицистами газеты «Завтра» и фантастами: Стрелков сам признает, что принес войну на эту землю. Кроме фантастов и пассионарных публицистов, возжечь массы оказалось некому. Я уж не говорю о том, что имитационные по сути своей государства – каковы и путинская Россия, и межмайданная Украина – не предлагают сколько-нибудь одаренным и принципиальным людям никакого приложения сил и талантов. Отсюда критическая масса идеалистов, желающих воевать, а фантасты как раз и являются самыми упертыми идеалистами во всем литературном сообществе: инфантилизм плюс развитое воображение – прекрасные стартовые условия для прозы, но катастрофические для жизненной практики. Вот почему Новороссия, стольких поманив, стольких погубила.
Впрочем, есть и еще одно объяснение. Сегодняшняя война во многом определяется пиаровскими стратегиями. А кому, как не фантастам, конструировать убедительные и достоверные модели реальности?
Сегодня никому не понятно – и не важно, – как обстоят дела. Всем нужны убедительные и последовательные картины мира. Если проанализировать эти картины, становится ясно, что моделями для них послужила именно фантастика – приключения косморейнджеров либо обычное фэнтези. Пишет же Вершинин, комментируя вброшенный в прессу якобы план якобы насильственного замирения юго-востока: «Если умертвия, собранные Черным Властелином отовсюду, победят, все, видимо, так и будет». Под Черным Властелином, надо полагать, понимается Обама.
Я отнюдь не хочу сказать, что фантасты захватили власть и организовали по собственным лекалам войну, о которой давно мечтали. Я хочу сказать лишь, что, когда серьезные писатели не занимаются серьезными вещами, власть – в том числе духовная – достается графоманам, а стратегами назначаются реконструкторы. Больше того, когда у политиков нет ни принципов, ни совести – народными героями становятся писатели, потому что у них-то совесть и принципы есть. Даже у графоманов. Ведь без восхищения собой ничего не напишешь, а беспринципному человеку восхищаться нечем.
– Ты его особо-то не ругай, – сказал мне знаменитый фантаст Михаил Успенский, рассказывая о Березине. – Он человек… как сказать… неподлый.
Да все они там неподлые. И Валентинов, и Березин, и даже Вершинин. Страшно сказать – и Стрелков. Просто им, писателям, невыносим мир, в котором всем управляет прагматика (в мировоззрении Гильбо она тождественна Разуму и Просвещению). Вот им и хочется построить мир, в котором правила бы справедливость, и в этом – корень всего происходящего.
Жаль, что в нее сегодня верят только фантасты, притом не первого сорта. Потому что в результате вся реальность – российская, украинская, а в первую очередь донецко-луганская – становится похожа на кровавый кошмар взыскующего истины графомана.