Кармелита. Наследники: лёд и пламя (СИ)

Зора пыталась сосредоточиться и не потерять голову, но её тело отчаянно не желало повиноваться разуму. Саппоро каждым новым прикосновением вырывал из цыганки нечленораздельные звуки, ещё не похожие на стоны. Парень хотел проверить, насколько её хватит, поэтому не спешил спускаться ниже груди. Он был уверен, что станет первым. Хотя… такая штучка, как Крылова, вполне могла уже потерять невинность, даже зная, как это осуждается среди цыган.

Жизнь по таборным законам, постоянная жизнь по правилам и алгоритмам казалась Льву скучной. Тяга к авантюрам и всякого рода протестам родились вместе с ним. Мать в детстве часто твердила, что он должен научиться всему хорошему раньше, чем успеет понять, что есть и плохое, иначе, второе, непременно, перевесит.

- М-м-м… – Зора вместе с протяжным стоном оставила на его плече несколько следов от ногтей, тогда цыган понял, что пора переходить к «основному блюду», резко раздвинув ей ноги и устраиваясь между ними.

- Я думал, выдержишь дольше, – Лев усмехнулся, ткнувшись носом в пупок Зоры. Она выгнулась, запуская пальцы ему в шевелюру, потянула за влажные и завивающиеся пряди так, что он в ответ ущипнул её за бедро. – Юбка твоя меня достала…

- А меня твой треп не по делу достал…

В общении, особенно в интимном общении, всегда должен быть лидер, который берет инициативу на себя от начала до конца. Бред. Такого не бывает. Так или иначе, у каждого из партнеров есть свой «конец одеяла», потянув за который можно управлять ситуацией по своему усмотрению.

- А теперь? – мешавшая до этого юбка как по волшебству оказалась где-то в стороне. Зора замерла и занервничала, чувствуя себя полностью уязвимой. Она не могла видеть Саппоро, не могла предугадать, что он сделает в следующую секунду. Горячее дыхание вперемешку с мимолетными касаниями губ пробежались по кромке нижнего белья. Возбуждение пошло на убыль, отступая перед страхом. Девушка попыталась приподняться и сбросить парня, но сильные руки крепче прижали её к земле.

Лев никогда не был половым гигантом или суперопытным любовником, поэтому практика ему требовалась гораздо чаще. Цыган не стремился поднять свою планку выше, ограничиваясь банальными одноразовыми «трахами», все же слишком редкими для молодого организма, который требовал обыкновенной сексуальной разрядки. В этот раз как назло разрядка потребовалась мозгам. Саппоро это отлично уловил, едва началось самое интересное: исследуя тело, минуту назад извивающееся и просящее большего, но тут же напрягшееся и дрожащее, он вдруг ощутил, что нисколько не возбужден. Ни капли. Возможно, всему виной его опьянение? Или фригидность Зоры? Её страстный ответ на поцелуй казался опровержением сей версии, но, увы, не спасал «тонущий плотик» их случайного влечения.

- Не мой день, – Лев отстранился от цыганки, давая ей выдохнуть.

Зора больше не скрывала истинных эмоций. Слезы сами хлынули из глаз, скатываясь по щекам и впитываясь во влажный ночной песок на берегу. Молодой человек поднялся и, набросив на плечи куртку, исчез в темноте – бесшумно, безнадежно и бессердечно.

Крылова плакала долго. Она злилась на себя за слабость, за то, что так безрассудно отдалась власти инстинктов. И, тем не менее, она доверилась ему. Зачем? Рассчитывала на жалость или сострадание? Хотела забыться в его объятиях, чтобы не вспоминать прошлых ошибок? Ну, кто они друг другу? Что их связывает? Для чего нужно было откровенничать и лезть туда, где нет ничего, кроме голой правды, той, что так порой обжигает даже самых близких людей? Зора имела неудачный, почти трагичный опыт половых отношений совсем в юном возрасте, никто даже не догадывался, что произошло однажды, когда она возвращалась из школы…

Это был солнечный майский день. Может быть, самый солнечный за всю весну. Позади восьмой класс и казалось, что осталось совсем чуть-чуть до победного рывка. Уж если она столько лет терпела, то ещё годик не убьет. Зора ненавидела школу, но ещё больше тех, с кем ей приходилось искать общий язык изо дня в день. Не стоит говорить о том, что цыгану среди русских не место, но поведение одноклассников не оставляло сомнений – не наш, значит, изгой. Учителя думали так же, хотя всеми силами должны были доказывать обратное. Прививать и «Сеять разумное, доброе, вечное..» – как писал Некрасов.

Нельзя утверждать, что класс, отобранный методистами и психологами в качестве экспериментального, был из ряда вон выходящим в отношении дисциплины и успеваемости. Вполне сносные «детки» разных родителей (от крутых бизнесменов до поломоек и продавцов), неплохо ладили друг с другом и порой даже называли себя «друзьями». Впрочем, Зоре на все это было плевать, ведь она никогда никому не жаловалась и не выносила «сор из избы» до того момента, пока окончательно не перевернулась вся её жизнь.

Каждый школьник своего рода чистый лист, который нужно, так или иначе, «исписать» полностью за одиннадцать лет и затем аккуратно «вклеить» в тетрадь взрослой самостоятельной жизни.

Каждый учитель – вождь, вершащий судьбу своего «племени».