Карнак и загадка Атлантиды

Я не часто испытывал впечатления такого рода. В моей жизни они были редкими и краткими и всегда требовали присутствия женщины — посредницы между здешними и тамошними силами. Не могу удержаться и не вспомнить другую мегалитическую зону, очень небольшую, в Броселиандском лесу, которая называется «Сад Монахов» и находится вблизи обширных унылых ланд, выше Треорентека. В те времена, уже далекие от меня, я знал только, где она находится, и лишь отдельные куски камня поднимались в ней над землей, покрытой зарослями ежевики, дрока, вереска и утесника. Клер никогда ее не видела, не открывала, не скребла, не долбила, не углубляла. Лишь тридцать семь лет спустя я открыл эту зону в ее наготе, и тогда со мной была Мон. Каменные глыбы, странным образом выложенные тремя кольцами, загадывали нам загадки. Когда мы, Мон и я, впервые увидели это место, мы услышали глухой звук, который как будто предупреждал нас о чем-то. «Стучащие духи, — сказала Мон, — всегда приносят вести». Мы вернулись туда вечером 31 октября, то есть на великую ночь каждого года, ночь великого кельтского праздника Самайн, в час, когда холмы, укрывающие Богов и Мертвых, открываются и пропускают живых. Мы пробыли там долгий миг, словно навечно впав в прострацию. Я чувствовал себя растворенным в мире камней и пепла, чувствовал, что все мое существо размыто, уничтожено, опустошено, что я уже на другом берегу. Из оцепенения меня вывела Мон. Она испугалась. Она сказала мне, что мы погрузимся в землю и навсегда затеряемся в мире насилия и страха. «Это Атлантида, — сказала она мне, — это остатки цивилизации атлантов: вспомни, что они уничтожили себя своей гордыней и насилием». Я едва смог выйти из оцепенения. Влажный запах мертвых листьев парализовал меня. И я слышал в глубине ночи глухие раскаты — отзвуки былых катаклизмов.

Странный вечер. Мысль о насилии врезалась в мое сознание. Эти фаллические, агрессивные камни, дырявившие ночное небо, вибрировали как ужасные перфораторы. В какой бездне мы закончим головокружительный спуск в «преисподние», населенные чудовищами? Получается, в этих рядах менгиров следует видеть возвеличение силы, насилия? Или это просто капли энергии, зацепившиеся за поверхность земли и предоставленные в распоряжение людям, чтобы те могли пересечь сферу звезд?

Примерно такие чувства я испытывал в Карнаке, среди аллей менгиров Ле-Менека, в обществе Клер лет тридцать семь тому назад, в Бретани, пока едва показавшейся из туманов легенды. Эта отдаленная, но близкая гроза, эти удары грома, бесконечно отдающиеся среди огромных каменных глыб, — все это, разумеется, усиливало ощущение хаоса и первобытности, характерное для этого места. Откуда же поднялись эти каменные волны и, главное, какая весть, пришедшая извне, отзывалась в них раскатами? Я не мог ни разобрать звуков, доносившихся до меня, ни оценить их громкости. Все, что я могу утверждать: в тот день — ближе к вечеру, под серым небом, набухшим от испарений, — я понял, что под глыбами, презиравшими меня в своей шершавой ярости, притаилась загадка. Ле-Менек трясся, а вместе с ним и мир, готовый поколебаться в своих основах. Не сместится ли земная ось?

Вечер мы закончили на Кибероне. Мы долго бродили по тропам, по которым в то время только и можно было выйти на Дикий берег. Там тоже были менгиры, конечно, в гораздо меньшем количестве по сравнению с Карнаком, но, в конце концов, достаточно внушительные, чтобы их можно было считать вехами на дороге, ведущей в святилище. Главным было бы выяснить, для каких церемоний было предназначено это святилище. И кто отправлял в нем службы? Все эти вопросы остались бы без ответа. Напрашивалась только констатация, что тысячи лет тому назад люди, воодушевленные верой в неизвестное божество, сконцентрировали невероятную энергию, чтобы возвести этот гигантский храм на открытом воздухе, причем на сакральной земле, на границах населенного мира, напротив бурного океана, который мог быть только воротами в Иной Мир.