Карнавал короля Иеронима

На следующий день Миллер прислал обещанные рекомендательные письма, но Герман не мог тотчас воспользоваться ими, потому что все утро был занят делами, а после обеда получил записку от Лины, которая просила его немедленно зайти к ней.

Герман отправился к Гейстерам и по обыкновению застал Лину одну в приемной, потому что Гейстер в последнее время проводил все вечера у себя в кабинете под предлогом занятий.

— Я давно жду тебя, — сказала Лина, — мы отправимся вместе к госпоже Энгельгардт, которая хочет переговорить с тобой о каком-то важном деле…

С этими словами она надела шляпу и перчатки и, взяв под руку Германа, вышла вместе с ним.

Госпожа Энгельгардт приняла их в своей комнате и с некоторой торжественностью пригласила сесть. Сначала она завела речь о посторонних предметах, но так как разговор шел вяло, то она решилась приступить к делу. Вопрос касался депутата Натузиуса, который сватался к одной из ее дочерей.

— Это замечательно добрый и благовоспитанный человек! — добавила она. — Вчера, во время объяснения, он так прекрасно говорил о своей будущей семейной жизни, что я была тронута до слез.

Герман был в таком веселом расположении духа, что несмотря на все усилия не мог придать своему лицу серьезного выражения и, выслушав госпожу Энгельгардт, с улыбкой спросил, на которую из ее семи дочерей пал выбор Натузиуса?

Шутливый тон, с каким был сделан этот вопрос, оскорбил госпожу Энгельгардт, но она не выказала своего неудовольствия и продолжала тем же тоном:

— Вот по этому поводу я и хотела поговорить с вами, господин доктор! Ваш взгляд на супружество, который вы недавно высказали на вечере у Гейстеров, так понравился мне, что я решилась спросить у вас совета в данном случае. Натузиус, делая предложение одной из моих дочерей, не объяснил, которая из них особенно нравится ему, и предоставил нам решить этот вопрос. Но такое отношение к будущей жене доказывает, что с его стороны нет истинной любви, и на меня нашло сомнение…

— Следовательно, вы думаете, что подобное сватовство может привести к неудачному супружеству? — спросил Герман к немалому смущению госпожи Энгельгардт, которая начинала досадовать на его недогадливость.

— Быть может, Натузиус по каким-либо соображениям хочет предоставить другим женихам право первого выбора!.. — заметила Лина, чтобы вывести из затруднения свою приятельницу.

— Мне кажется, что тут действуют совсем другие мотивы! — возразил Герман. — Насколько я мог понять из намеков почтенного депутата, выбор вовсе не затрудняет его, но он считает себя слишком старым сравнительно с вашими дочерьми. К этому, вероятно, присоединилось опасение, чтобы не подумали, что он слишком ценит свое богатство и видное положение в свете, — и вот ему пришло в голову сделать предложение в такой форме.

— Я сама не раз имела случай убедиться в его деликатности, — сказала госпожа Энгельгардт, — но если действительно он влюбился в одну из моих дочерей, а она, со своей стороны, не настолько расположена к нему, чтобы принять его предложение, то его мечта о супружеском счастье будет разрушена.

— Едва ли! Натузиус в таких годах, когда рассудок и сознание долга берут перевес над увлечением. Он примирится с необходимостью и перенесет свою привязанность на ту из ваших дочерей, которая согласится быть его женой.

— Но я хотела бы знать, на которую из них пал его выбор! — вздохнула госпожа Энгельгардт.

— Если не ошибаюсь, то ему всего больше нравится фрейлейн Тереза!

— Тереза? И вы так спокойно объявляете мне об этом! — воскликнула госпожа Энгельгардт печальным тоном, забывая, что выдает свою затаенную мысль.

— Не знаю, почему вас удивляет это! — продолжал Герман, не обращая внимания на ее слова. — Хотя между вашими дочерьми довольно большое фамильное сходство, но мне вполне понятно, почему фрейлейн Тереза могла произвести особенно сильное впечатление на Натузиуса. Во всей ее грациозной фигуре, исполненной чувства собственного достоинства, в задумчивых глазах видна прекрасная душа, способная к глубокой, прочной привязанности. Если она выйдет замуж за человека, который будет в состоянии оценить ее, то в ней проснется сознание своей духовной силы, она будет чувствовать себя счастливой и даст счастье окружающим ее.

Слова эти успокоительно подействовали на сердце матери, хотя она была обманута в своих ожиданиях. Очевидно, Герман, отдавая должное достоинствам ее дочери, не подозревал, что молодая девушка интересуется им, и, следовательно, она ни в чем не могла упрекнуть его.

— Благодарю вас, вы разрешили мои сомнения, — сказала госпожа Энгельгардт, делая усилие, чтобы улыбнуться. — Я переговорю с дочерьми; муж мой наотрез отказался высказать свое мнение, говоря, что такого рода дела должны решаться матерью.

Разговор был прерван появлением Терезы. Она была бледнее обыкновенного и, торопливо поздоровавшись с гостями, сказала матери, что господин Натузиус просит позволения прийти к ней.

Госпожа Энгельгардт встревожилась, заметив расстроенный вид дочери, и нетерпеливо поправила чепчик на своей голове, затем, вместо ответа, молча обняла смущенную девушку.