Карнавал разрушения

— Мандорла, — тихо позвал он. Он надеялся, что звук собственного имени пробудит в ней чувства, но это не возымело эффекта. Она дико озиралась вокруг, тело напряженно сжалось. Как будто хищник, собиравшийся прыгнуть, но лапы вдруг перестали слушаться, а на тело навалилось тяжелое одеяло.

Дэвид однажды видел Пелоруса в подобном состоянии, и оно продлилось несколько недель. Это не было дезориентацией; Пелоруса вывело из строя новорожденное творение Баст, сфинкс. Мандорлу ранили в самой обычной ситуации, но ее тоже коснулась сфинкс. Дэвид не мог сказать с уверенностью, придет ли она в себя в ближайшее время, принимая во внимание, с какой скоростью разрушалась ее магическая составляющая.

— Погоди, — промолвил он, поднимаясь. Подошел к двери, подняв руки с умиротворяющим жестом.

Она наблюдала за ним с озадаченным видом, пока он не отвернулся.

— Я принесу тебе поесть, — сообщил Дэвид, сделав ударение на последнем слове, надеясь, что оно вызовет соответствующую реакцию в ее сознании. Она не сводила с него глаз, но выражение их было по-прежнему бессмысленным.

Когда он вернулся с блюдом кроличьего рагу и ложкой, чтобы кормить ее, Мандорла не двинулась с места. Она рассматривала собственную руку, словно не ожидая обнаружить у себя подобную конечность. Дэвид поставил блюдо на столик и взял с тумбочки зеркальце. Поднес к ней, но она не сумела взять его, и он просто поместил его перед ее лицом, чтобы Мандорла могла видеть отражение. Она себя не узнавала. Пожалуй, это и неудивительно, ведь не к такому лицу она привыкла. В любом случае, для Мандорлы зеркала долгое время оставались магическими устройствами для сеансов видения, но никак не обычными предметами, куда можно смотреться.

Дэвид забрал зеркало, отложил в сторону. Принес ей блюдо. Она отнеслась к ложке с осторожностью, но кормить себя позволила. По крайней мере, это она поняла. Рагу источало сильный аромат, мяса в нем тоже было достаточно, чтобы удовлетворить ее вкусу. Мандорла нуждалась в питании, но ела чисто механически. И смотрела на него с тревогой, полуприкрыв глаза.

— Пелорус принес тебя сюда, — рассказывал ей Дэвид, пока кормил. — Он решил, что здесь ты будешь в безопасности — лучше, чем где бы то ни было, и мои медицинские познания пригодятся. Я сделаю для тебя все, что смогу, но чувства должны к тебе вернуться, ибо я нуждаюсь в твоей помощи. Ты должна вспомнить меня, Мандорла. Я Дэвид Лидиард, друг Пелоруса.

Процесс кормления еще не закончился, когда она попыталась заговорить. — Пелорус? — Мандорла произносила звуки так, словно не была уверена в их значении, но для Дэвида услышать ее человеческий голос уже означало возвращение надежды.

— Он должен был уйти, — сказал ей Дэвид. — Он отправился на поиски Глиняного Монстра. Воля Махалалела над его душой ослабла, так я думаю, но узы дружбы и преданности так же сильны, как и прежде. Он боится, что Люк Кэпторн собирается уничтожить всех отпрысков Махалалела, а Махалалел уже не в состоянии это предотвратить.

Его речь, очевидно, не произвела на нее впечатления, но сам процесс, похоже, понемногу пробуждал в ней человеческую природу. Выражение лица постепенно менялось, глаза уже смотрели на него по-другому. Он видел, она узнает его, а потом она произнесла его имя.

Дэвид протянул руку, собираясь коснуться ее брови, но она взяла его руку своей и положила себе на щеку.

— Дэвид? — мелко дрожа, произнесла Мандорла. — Это ты, Дэвид? Какой же ты старый!

Дэвид провел свободной рукой по своим молочно-белым волосам, желая, чтобы морщины вокруг глаз исчезли, сменившись бронзовой твердостью черт, которая отличала красивое лицо сэра Эдварда Таллентайра до самой смерти. — Я никогда не думал, что придется сказать такое, но даже ты, Мандорла, утратила цветение юности.

Она нахмурилась, подняла изящные пальцы и коснулась своей шеи, а потом и щеки.

— Но даже теперь ты — красивейшая из женщин, которую я когда-либо видел, — вымолвив это, Дэвид почувствовал себя неловко, словно оправдывался.

Она ответила не сразу, а потом поразила его своими словами: — Но ты никогда не любил меня. Должен был любить, но не любил.

Он не знал, что сказать на это.

— Был человек с ножом, — произнесла она, словно во сне, оглядывая себя, словно в изумлении, что до сих пор жива. Увидела рану на груди, нахмурилась. — У меня не было времени, не было сил, — пробормотала Мандорла. — Клинок… это сделал он?

— Тебя ударили ножом, — подтвердил Дэвид. — Пелорус спас тебе жизнь.

— И принес меня к тебе, — промолвила она, до сих пор словно в трансе. — Чтобы ты мог любить меня и лелеять, как должно.

— В первый раз, когда мы встретились, единственной твоей целью было мучить и истязать меня, — сухо напомнил он ей. — Я не понимал, что тебе требовалось, чтобы любил и лелеял тебя. Правда, позднее ты предложила союз, но даже в этом просматривался элемент насмешки.