Карнавал сомнений (СИ)

Надо было двинуть по виноватой физиономии Логана ещё раз… двадцать. Просто, чтобы выпустить пар: мне, как и матери, нужен «козёл отпущения». Но Логан быстренько ретировался вместе с Дэни, оставив меня на кухне в гордом одиночестве мириться с действительностью, пока на звон «случайно» встретившейся с парцеланом хрустальной пепельницы не вышел из кабинета Майк. Он, выслушав мой сбивчивый рассказ о том, что случилось, торопливо собрал с пола уродливые осколки, а потом увёл меня в спальню, где я отчаянно, но безуспешно пытаюсь успокоиться до сих пор. Не помогает даже контрастный душ, хотя торчу в ванной, стоя под струями воды, минут сорок. В итоге — надоедает, и приходится выходить.

За окном по-прежнему идёт дождь. Гроза, правда, поутихла, но её отголоски всё ещё слышны сквозь шум ливня.

Майк, развалившийся на постели в одних джинсах, встречает меня в полумраке комнаты внимательным взглядом. Отбрасывает на одеяло сотовый и, хмурясь, приподнимается на локте.

— Всё ещё злишься, — констатирует он. — Но уже не на Логана, правда?

— Правда.

Хитрые глаза довольно блестят, выдавая Майка с головой. На его месте нелепое враньё Логана меня бы тоже сейчас обрадовало. На своём — не получается не только радоваться, но хотя бы перестать злиться. Раздражение то утихает, то снова накрывает волной, и с новой силой мне хочется рвать и метать.

Я плюхаюсь на кровать прямо в халате, поправляю небрежно скрученное на голове полотенце в попытке удержать копну непослушных мокрых волос. Если бы во всём можно было обвинить Логана, я бы непременно поддалась такому соблазну и до сих пор выговаривала непутёвому другу, что думаю о нём и куда ему идти. Но в глубине души и, если совсем откровенно — не так уж и глубоко, — я понимаю, что сама виновата в том, почему жгучая и неконструктивная ревность огненным кольцом сжимает мою грудь.

— Я злюсь на себя, Майк.

— Тогда рассказывай. — Он опускается прямо на пушистый ковёр, впритык к моим ногам, поджав под себя босые ступни.

— Что рассказывать? Почему я не злюсь на Логана?

— Хорошая попытка. — На губах Майка появляется хитрая улыбка. — Но нет, — он берёт меня за правую руку, сплетая свои пальцы с моими. Легонько сжимает. Второй рукой ласково гладит всё ещё влажное после душа колено. — Это я и так знаю, — смотрит снизу вверх, прямо в глаза, лукаво щурясь: — А вот почему ты злишься на себя — гораздо важнее.

Я не спешу с ответом.

Майк возвращает сейчас из прошлого ещё одно наше негласное правило — говорить откровенно, не держать в себе сомнения, страхи, обиды, разочарование, боль. Оно всегда работало в нашем союзе и даже, как выясняется, приносит плоды через годы разлуки. Раньше мы всегда так поступали, когда возникали трудности, и это помогало, даже если решение проблемы получалось найти далеко не сразу. Зато недомолвок и тайн между нами не оставалось.

Лишь однажды я нарушила его — когда убили Стива. Сначала — ошарашенная, сбитая с толку и испуганная — отчаянно надеялась, что Стив выкарабкается. Затем, когда чуда не случилось, я выпала из реальности на несколько дней и не помнила, что делала, как жила, о чём тогда думала. Но к боли тоже привыкаешь. Шло время, в груди по-прежнему зияла огромная дыра, и всё же пошатнувшийся, весь в трещинах мир медленно возвращался, заполняя пространство привычными красками, голосами и запахами.

Жизнь продолжалась. Просто уже без Стива. А страшные слова брата стали последними, и с этим тоже нужно было учиться жить и как-то справляться.

У меня не получилось. Я не жила — лишь выживала, балансируя на тонкой грани, постоянно срываясь и совершая всё новые и новые ошибки в попытках ухватиться за обломки того, что осталось от прошлого. Только теперь, когда обстоятельства вынуждают обернуться и переосмыслить случившееся, я с ужасом осознаю, что натворила.

— Если скажу, что я — эгоистичная, ревнивая, самолюбивая тварь, — я бросаю исподлобья на Майка виноватый взгляд, — этого хватит?

— Ты ведь знаешь, что нет.

— Знаю. Придётся признаваться во всех грехах…

Уверенности, что я готова к исповеди, у меня нет. Но и отмалчиваться уже не вариант.

— Хочешь, я начну? — предлагает Майк. — До твоего отъезда в Торонто я никогда не ревновал тебя к Логану. Хотя, если задуматься, поводов всегда хватало, — улыбается он. — Вы же с детства не разлей вода, что бы ни происходило. Ссоритесь, миритесь, бьёте друг дружку по больному и тут же великодушно прощаете.

— Можно подумать, у вас с ним иначе.

— Ну мне-то он не шлёт розочки, — Майк смеётся и тут же серьёзно продолжает: — У меня никогда мысли не возникало ревновать тебя к нему. Ни разу. Даже, когда ты уехала. В отличие от меня, с ним ты осталась на связи, продолжила общаться, встречаться, путешествовать. Но это выглядело так логично, так… правильно, что ли. Знаешь, я нашёл в этом своего рода успокоение. Как будто, когда ты с Логаном, частичка меня тоже с вами. Что, если, не дай бог, что-то случится и тебе понадобится помощь, я буду хотя бы в курсе. Не открыто, не прямо, но всё равно смогу помочь.

— Он что… доклады тебе строчил о моей жизни?