Карнавал сомнений (СИ)

В голове не укладывается ничего из того, что я только что услышала про роман «подружки» с Патриком. Приходится сильно напрячь фантазию, чтобы представить их вдвоём в постели… Да даже просто вдвоём как любовников, и всё равно не получается. В голове прочно укрепился образ Ирэн в качестве спутницы жизни судьи Худа и увидеть на её месте Мишель не выходит. Что она вообще забыла в объятиях Патрика? У них же ничего общего, никаких точек соприкосновения, кроме Эми. Плюс огромная разница в возрасте. Лет тридцать, ни меньше. Патрик легко мог быть и её отцом тоже. Ни славы, ни денег там Мишель не светило.

В то, что это любовь, я отказываюсь верить напрочь. Значит, какой-то интерес всё же присутствовал. Знать бы ещё, в чём он заключался.

Всё-таки Логан и в этом прав. Мишель многим могла перейти дорожку, сама того не заметив. А может, специально, добиваясь каких-то, одному чёрту известных теперь, целей, как тогда на вечеринке с Майком.

Я напрягаю память, пытаясь вспомнить, как Патрик и Мишель вели себя вчера на свадьбе, оказавшись в непосредственной близости друг от друга. Но я была слишком занята собственными заморочками, чтобы обращать внимание на остальных, а уж за Патриком, раздражавшим одним своим видом, и вовсе не следила.

Ладно, об этом я подумаю позже. Вместе с Эми. Сестра обязана что-то знать, какие-то подробности личной жизни подружки, чем та руководствовалась в выборе партнёров, если Мишель волновали такие «мелочи». А сейчас неплохо бы сосредоточиться на Брайане. Как минимум, увезти его подальше от закусочной. А ещё лучше, убедить, что версия с ножом — абсолютно идиотская, и он просто теряет время.

Вот только как всё это сделать?

Я несильно толкаю дверь и вхожу. Остановливаюсь, обводя деланно равнодушным взглядом кафе. Там мало что изменилось — такие же фирменные столики с красными диванчиками и креслами, огромная стеклянная витрина со множеством лакомств, прилавок с полным ассортиментом кофе в упаковках, тихая приятная музыка из колонок. Ну разве что добавились плакаты бейсбольной команды «Торонто Блю Джейс».

Машинально поправляю волосы. Отчаянно хочется верить, что выгляжу сейчас именно такой, какой пытаюсь казаться — невозмутимой, спокойной, немного печальной. С шерифом нельзя давить на жалость или демонстрировать слабость, но и раздражать излишней бравадой не стоит. Он и так явно считает меня кем-то средним между Бонни Клайда и девушкой Бонда.

Лински, по-прежнему в форме, сидит в самом углу — за крайним столиком у окна, откуда прекрасно просматривается не только закусочная, но и парковка перед зданием. Кроме нас, персонала и ещё одной пожилой парочки больше никого нет, что само по себе странно. Насколько я помню, утром в будни здесь обычно не протолкнуться. Весь город спешит выпить кофе перед началом дня.

Сегодня Риверстоун изменил привычкам. Или за прошедшие годы завёл новые.

Лински смотрит на стол невидящим взглядом и вряд ли замечает, что творится вокруг. Лиам мог бы без проблем раз десять выехать со стоянки.

Я не решаюсь приближаться к шерифу. Слишком подозрительно. Только вошла и сразу лезу с разговорами? Как будто знала, что он здесь, или специально искала. Нет уж. Всё должно быть естественно: я заехала купить кофе по дороге, а тут такая неожиданность — шериф собственной персоной. Как не поздороваться и не поинтересоваться, если ли сдвиги в расследовании?

Я иду к кассе, дружелюбно улыбаюсь юной официантке:

— Доброе утро.

Та в ответ бормочет что-то нечленораздельное и одаривает меня колючим взглядом. Кажется, после убийства Мишель рассчитывать на благосклонность местных жителей мне не приходится, пусть я сто раз дочка мэра.

— Дважды кофе «дабл-дабл», — сухо прошу я. Аппетита нет, а Дэни наверняка что-то уже перекусила. В крайнем случае, позавтракает дома. В историю с её лекциями я уже не верю, можно не торопиться.

Озвучить сумму служащей удаётся довольно чётко, но она по-прежнему явно избегает встречаться со мной взглядом, а я не настаиваю. Забрав с прилавка два высоких картонных стаканчика, медленно разворачиваюсь к двери. Словно невзначай бросаю равнодушный взгляд на шерифа.

Лински продолжает буравить глазами стол с таким видом, что удивительно, как тот ещё не воспламенился или не разлетелся в щепки. Приближаться сейчас к нему — как минимум, нарываться на неприятности. Но выбора нет. Мы и так уже по уши в дерьме.

— Утро… — Не то чтобы доброе. Я стою напротив, держа в руках два стакана. Сокращать расстояние не спешу. — Есть новости?

— Смотря что тебя интересует, — шериф отзывается на удивление мгновенно. Выглядит он не ахти и это ещё мягко сказано. Бледный, мрачный, уставший. На переносице навечно поселилась глубокая морщина, ещё несколько, поменьше — в уголках рта. В синих припухших глазах притаились боль, сомнение и гнев. А ещё беспомощность и недоумение, словно весь мир рухнул, а он почему-то выжил, хотя больше всего желал умереть и ничего никогда больше не чувствовать. Я слишком хорошо помню такой взгляд, слишком долго наблюдала его в зеркале у собственного отражения.