Карнавальная ночь

– Когда они завтра явятся, пусть видят, что я вооружен и стою на часах, – сказал он, осматривая замки пистолетов.

Была половина двенадцатого, когда он, в шлафроке и ночном колпаке, вернулся к своей пастушке.

Натурам чувствительным чрезвычайно идет такой спальный наряд.

«Сейчас они туда съезжаются, – подумал он. – Хорошо бы у них все обошлось, но коли буря на улице Гренель разразится, хотел бы я надеяться, что раскаты сюда не достанут».

Он в третий раз потер ручки, после чего положил ноги на подставку для дров и пожелал сам себе спокойной ночи.

Вначале сон как будто пришел, и крючковатый нос Добряка Жафрэ уже затянул было первый куплет песенки храпунов, но тут правая нога, съехав со скользкой подставки, стукнулась о камни камина, и Жафрэ, вздрогнув, проснулся.

«А ну как и вправду залезут воры?» – подумал храбрец.

Он сделался белее собственного колпака. Вы замечали: всякий раз, внезапно пробуждаясь от случайного резкого движения, испытываешь непонятный, безотчетный страх.

Жафрэ пугался охотно и часто: робость характера роднила Добряка с его питомцами, мелкими пичужками.

«Не надо было отпускать Пьера, – думал он, – зря я его спать отправил, теперь на пятый этаж надо подниматься. Велю провести туда звонок. И как я раньше не додумался? Мой архитектор олух. Этот Аннибал недаром сказал: „Стерегите ваши бумаги хорошенько“. Мало того, еще добавил: „Сдается мне, не сегодня-завтра их у вас стащат…“ и спросил, где найти этих отъявленных мерзавцев, Пиклюса и Кокотта! С Маргариты вполне станется…».

При одной этой мысли его с головы до ног пробрала дрожь.

– Вот напасть! – пробормотал он. – Стенная обшивка скрипит. Эти барыги вечно подсунут недосушенные доски. По-моему, кто-то там под окном шепчется…

Он хотел было встать, но не решился.

– Это не улица, – продолжал он, – а прямо разбойничье гнездо! Слава Богу, рядом мастерская Каменного Сердца, там крепкие молодцы… Но что-то у них нынче вечером свет не горит…

Он подскочил в кресле: дверь внизу глухо стукнула.

– Как все плохо закрывается! – жалобно заныл он. – Будь я во Франции турецкий султан, я бы этих архитекторов живьем всех зажарил на медленном огне!

Часы пробили полночь. Снаружи царила мертвая тишина. Добряк Жафрэ натянул воротник шлафрока на уши и принялся считать до тысячи, чтобы заснуть. На семистах пятидесяти он впал в забытье. Ему грезилось, что пташки распахнули двери своего узилища и пришли плясать вокруг него знаменитый танец птиц, сначала поставленный в городском цирке, а потом успешно подхваченный маленькими театрами и даже балаганами.

Все было довольно мило, неприятна была разве что фамильярность индюка, водившего по носу Жафрэ своей дряблой красной складкой на шее. Любое удовольствие в сей юдоли слез чем-то омрачено.

Успей Добряк Жафрэ сосчитать до восьмисот, он услышал бы на улице такое, что и впрямь было впору испугаться: кто-то ходил взад-вперед, тихо разговаривал…

Загадочная тень появилась вдруг на высоте второго этажа со стороны мастерской. Фонарь соскользнул по своей засаленной веревке и опустился к мостовой; тотчас вторая тень метнулась через дорогу, открыла фонарь, и он потух. Улица погрузилась в беспросветный мрак.

В тот же миг парадная дверь дома Каменного Сердца распахнулась – столь же беззвучно, как расправились с фонарем. Из-под сырого свода послышался неясный шум; казалось, внутри собралась веселая толпа, едва сдерживающая приступы смеха. Разглядеть что-то во тьме было почти невозможно, и все же глаз смутно различал странные и причудливые очертания.

Сны Добряка Жафрэ исполнились: хоровод невероятного размера птиц порхал и метался в густой ночи, не производя ни малейшего звука.

Те двое, что занимались фонарем (один со второго этажа, второй с земли), сошлись на мостовой, порылись в карманах, звякнули чем-то железным и ринулись к двери дома Жафрэ.

Так волшебно владеть руками могли лишь чародеи. Минута – и дверь подалась.

Они вошли. Неслышно ступая по плитам, миновали привратницкую. Оба были в тряпичных туфлях, хотя в остальном были одеты прилично и принадлежали, судя по облику, к «господам».

Парочка поднялась на второй этаж, задержалась с минуту на площадке у дверей Жафрэ и спустилась, оставив дверь открытой.

Очутившись внизу, они снова пересекли улицу и поднялись на крыльцо дома Каменного Сердца. В темноте было слышно, как считали деньги, потом мужской голос, принадлежавший, похоже, Барюку, произнес:

– Благодарствуйте, господин Кокотт, господин Пиклюс.

Второй добавил:

– Дальше сами управимся. Живо, вперед! Время летит как на крыльях!

Господа Пиклюс и Кокотт пошли под ручку вверх по улице Сорбонны.

Стая гигантских птиц (словно из сновидений нашего злосчастного Жафрэ!) вывалилась из двери мастерской на мостовую и перелетела дорогу, дико подпрыгивая, кривляясь, хлопая крыльями, – и это наваждение ворвалось в чистенькую аллею дома напротив.

На Сорбонне пробило час.

СТРАШНЫЙ СОН ДОБРЯКА ЖАФРЭ