Каролинец

— Но Гарри! — обиделась Миртль. — Мне-то ты, безусловно, можешь сказать. Ты ведь понимаешь, как меня это тревожит.

— Думаю, понимаю, — проговорил он, и Миртль его интонация показалась Миртль странной.

Гарри снова погрузился в мрачную задумчивость. Почувствовав, что он замкнулся в себе, она тоже замолчала. А в душе Лэтимера клокотало негодование. После ее наглой попытки вытянуть из него сведения, он готов был вскочить, обругать ее подлой, низкой дрянью и, приперев к стене доказательствами, положить конец ее вероломству. Но он сдержался, а затем его снова посетило сомнение. В конце концов, будь она ему верна, подобное поведение было бы резонным. Но то если б она была верна! Он начал издеваться над собой: надо же быть таким остолопом и после всего, что он вчера узнал, после всей ее лжи хотя бы на мгновение допустить мысль о ее верности! Все, что ему еще остается, это установить степень ее неверности — до какой низости она дошла, предавая мужа, чтобы угодить любовнику. Да, любовнику — пора назвать вещи своими именами!

В эту недобрую минуту он вспомнил, о чем недавно говорил Ратледж в связи с Габриэлем Фезерстоном. Когда некое лицо подозревается в шпионаже, можно одним выстрелом уложить сразу двух зайцев — полностью изобличить предателя и ввести в заблуждение сторону, на которую он работает, если подкинуть предполагаемому предателю ложную информацию.

Лэтимера осенило вдохновение. Он порывисто отложил трубку, встал и задвинул стул.

— Я должен идти, — сказал он. — Мне пока не до отдыха.

Взяв с кресла свои шляпу и шпагу, он подошел к Эндрю, подставившему ему для поцелуя вымазанную медом щеку.

Миртль поднялась; она была на грани нервного срыва, но до ухода мужа храбрилась из последних сил. Ко всем ее тревогам добавились мучительные сомнения. Неужели Гарри ее подозревает? Со вчерашнего вечера он ведет себя очень странно. Но что он может подозревать, если не вывел Нилда на чистую воду? Наверное, только полное признание принесет ей облегчение, но неизвестно, как это признание подействует на Гарри, которому и так приходится тяжко. С каждым шагом она все больше запутывалась в силках.

— Дорогой! — сказала она и обвила руками его шею.

Будь Эндрю постарше, стальной блеск в глазах отца, глядевшего на него поверх маминого плеча, эти насмешливые очертания губ многое бы ему сказали.

Гарри провел рукой по темным волосам жены.

— Я знаю, Миртль, тебя страшит неизвестность. Но ты всегда была у меня очень храброй. Побудь храброй еще немножко, совсем-совсем немножко. Ладно, дорогая, я все-таки скажу тебе кое-что… но ты должна все забыть, лишь только услышишь. Это известно только мне да Молтри, который отвечает за осуществление плана. Успех предприятия зависит от соблюдения тайны, и если она будет нарушена, то все пропало.

— Ох, тогда не говори, Гарри, не надо! Я как-нибудь еще потерплю.

Она боится, подумал он. Миртль и в самом деле перепугалась, но совсем по другой причине, нежели он предполагал.

— Нет, я хочу, чтобы ты знала. Это осушит твои слезы. Мы заманили армию Превоста в западню. Он считает, что Линкольн околачивается за Саванной, но правда, потрясающая правда состоит в том, что Линкольн приближается к его тылам. К завтрашнему дню Превост обнаружит, что зажат тисками двух наших армий. Пусть он только останется на месте еще двадцать четыре часа, и его разгром станет так же неотвратим, как завтрашний восход. Ну, моя дорогая, еще чуточку терпения, и все будет хорошо. Я сказал тебе это, чтобы успокоить. Я не должен был… Ну да ладно, я знаю, какая ты честная и стойкая и какая осторожная.

Он поцеловал ее и оставил счастливой и утешенной этим бесспорным доказательством его доверия и любви.

Глава XIII. Стратегия Ратледжа

В одиннадцать утра Лэтимер выехал на лошади из городских ворот к оборонительным линиям и повстречал Молтри, возвращавшегося после инспектирования работ, которые срочно заканчивал полковник де Камбрэ. Генерал приветствовал своего адъютанта, и лукавая улыбка осветила его иссеченное морщинами лицо.

— Совету не довелось понаслаждаться долгими прениями, — сообщил он, — хотя, видит Бог, не покажи я им зубы, они с удовольствием прели бы до сих пор. Я заявил, что они могут смело избавить себя от болтовни по поводу капитуляции, потому что я никогда не соглашусь на позорные условия Превоста. Тем, кто был на моей стороне, этого оказалось достаточно. Что же касается остальных, то они знают, что в случае открытого конфликта город наверняка поддержит меня в решимости обороняться.

— Значит, будем сражаться?

— Рано или поздно. Между тем мы, по настоянию Ратледжа, пока тянем время. Я послал другое письмо, в котором отказался принять их условия, но написал, что был бы счастлив рассмотреть менее смехотворные предложения, если Превост отрядит офицеров на переговоры.

— То есть, менее нелепые условия…

— Нет-нет. Мы не сдадимся ни на каких условиях. Во всяком случае, пока командую я. Но ведя переговоры, мы выгадываем время.

— А какой в этом смысл?

Молтри позволил себе подмигнуть.