На другой день я слъ на привад съ 8-ми часовъ утра, имя въ виду, что рано все равно бора нтъ. Передъ этимъ только что прошелъ сильный дождь; покатые берега такъ сдлались скользки, что по нимъ не было возможности ступить шагу. Доставь соломы, я положить ее подъ сиднье и ноги; кое-какъ устроился. Бросилъ на удочки горсть гороху и дв горсти ржи.
Больше часу простояли удочки въ спокойном состояніи. Замчаю, что въ крайней удочк, на картофель, конецъ удилища какъ-будто дрожитъ, потомъ начинаетъ склоняться къ вод и вдругъ сильнымъ движеніемъ, шлепнулся въ воду.
У меня сердце упало. Господи, что-то будетъ!
Схватываю обими руками удилище, поднимаюсь на ноги и не замчаю в сует, что переступилъ съ соломы на мокрую землю около самой воды. Въ это время сазанъ съ такой силой рванулся отъ меня, что я не успл отдаться назадъ и полетелъ въ воду.
При такой катастроф удилище само собою ушло изъ рукъ, да и не до сазана тутъ было, когда нырнулъ съ головою.
Кое-какъ выцарапался уже въ заливчик, гд привязывалъ рыбу, но высокіе сапоги были полны водою, платье все промокло до тла… А между тмъ вижу я, какъ мое удилище заныряло и направилось къ противоположному берегу рки. Значит, сазанъ на крючк… Но какъ его взять? Побжалъ я на свою дачу, отстоявшую отъ привады саженяхъ въ 200, переодлся, надлъ сухое блье, перемнилъ сапоги, выпилъ стакань водки, перекусить хлбцемъ, и на лодк отправился догонять своего непріятеля.
Удилище служило маякомъ. Подъзжаю къ нему, берусь за конецъ, но сазанъ длаеть аллюръ въ сторону, сгибаетъ удилище такъ, что оно начинаетъ трещать; я бросаю сазана на произволъ судьбы, даю ему возможность уходиться, а самъ неотступно слдую за нимъ на лодк; едва онъ остановился, я опять берусь за удилище, но сазанъ на это отвчаеть мн ломовымъ натискомъ.
На бду пошелъ дождь с холоднымъ втромъ; руки стынуть отъ мокраго удилища, самъ начинаю мерзнуть и промокать, а сазанъ, хоть умри, не поддается. Чтобы согрться, я усиленно работаю весломъ, но силы скоро покидають меня; я отощалъ отъ голода, обезсиллъ отъ волненія, допекають меня втеръ и дождь, — меня начинаетъ забирать лихорадка.
А сазанъ длаетъ свое — разгуливаеть, а чуть возьмешься за удилище — норовить лодку перевернуть.
„Ахъ, будь же ты проклятъ!“ — въ порыв раздраженія ругнулся я.
Уже наступили сумерки, а за ними быстро спустился осенній мракъ. Дождь моросить, какъ изъ сита, втеръ воеть, какъ сто волковъ, волны хлещуть объ лодку… Положеніе становится невозможнымъ.
Думаю бросить эту возню съ сазаномъ, отправиться домой… Добычи жаль! Является стремленіе во что бы то ни стало овладть этимъ чудовищемъ.
Наконецъ, я ршился „штурмовать“ сазана. Берусь за удилище съ тмъ, чтобы уже не выпускать его изъ рукъ. Сазанъ сдлалъ еще нсколько хорошихъ туровъ, но мн удалось сдержать его. Минуть двадцать я съ нимъ повозился; чувствую, что начинаетъ онъ сдаваться, да и пора: 12 часов кряду онъ мучить меня! Перекрестясь, поднимаю его на поверхность, стараясь приблизить его къ самому борту лодки. Нсколько разъ сазанъ всплывалъ, опять нырялъ, но, наконецъ, и ему совсмъ измнили силы: онъ всплылъ на поверхность огромной колодой, которую я потихоньку подвелъ къ борту. Пробую подвести подсачекъ и половины не забираетъ; раза три подсачекъ задвалъ брюхо сазана, но онъ стоить неподвижно, какъ дрессированная лошадь. Тогда, оставивъ въ одной рук лесу съ сазаномъ, лвой я осторожно ощупалъ, съ какой стороны у него голова, и подъ нее подвелъ подхватку, а комлемъ удилища толкнуль сазана въ спину, посл чего онъ юркну ль въ подхватку головою внизъ.
Побда! Сазанъ въ лодк.
Нужно ли добавлять, что это бревно почти двухъаршинной длины, я не безъ усилія поднялъ изъ воды, по той причин, что онъ весилъ одинъ пудъ 35 фунтовъ!
Едва ли мн удастся когда-нибудь побороться съ такимъ молодцомъ. При всхъ непріятностяхъ и невзгодахъ описанной борьбы я всегда вспоминаю о ней съ великимъ наслажденіемъ, и дорого далъ бы, чтобы снова пережить т же ощущенія, ради такой колоссальной добычи! Однакожь, если бы я, въ переполох отъ неожиданной ванны, не выпустиль изъ рукъ удилище, наврняка этотъ левіафанъ исковеркалъ бы мою сбрую и я остался бы при одномъ смутномъ, но горькомъ представленіи объ утрат хорошей рыбы».[275]
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Каждому, даже самому опытному и удачливому карпятнику, сплошь и рядом приходится возвращаться домой без улова. «Пусто», «ничего нет», «не берет», «глухо», «полный минус» — все это обычно произносится с фатализмом.
Что вы делаете, в очередной раз оставшись ни с чем? Сетуете на погоду или на отсутствие у карпов аппетита? Ищите другие оправдания? Соберитесь с мыслями и правильно проанализируйте свои действия. Попытайтесь хотя бы приблизительно определить причину неудачи.