Карта императрицы

Постепенно думы следователя сосредотачивались вокруг двух допросов, которые он провел в следственной камере на Литейном...

В ожидании свидетельницы по делу Фоминой, доставить которую он поручил еще утром, Карл Иванович безуспешно поинтересовался результатами исследования бараньей кости: эксперты еще только приступили к работе. Отправил молоденького помощника, кандидата на судебные должности, проходящего у него практику, поискать, значится ли в полицейских картотеках Крачковский.

Появившаяся в сопровождении дежурного курьера маленькая сгорбленная старушка пошарила глазами по углам, перекрестилась на портрет императора Николая II и поклонилась в пояс следователю.

– Лукерья Христофоровна Фомина?

Карл Иванович встал навстречу посетительнице и сделал жест, приглашающий женщину сесть на стул.

Письмоводитель занял свое место за черным, покрытым бумагами столом, стоящим поодаль, около шкафа с раскрытыми дверцами, забитого грудой дел в синих обложках. Когда этот худой, взъерошенный человечек водрузил на нос круглые очки в черной оправе и придвинул к себе лист бумаги, Карл Иванович понял, что можно начинать допрос.

Тем временем старушка вынула из рукава темного убогого жакета платок и поднесла к маленьким впавшим глазкам.

– Примите мои соболезнования, – сказал Карл Иванович, усаживаясь. – С трудом разыскали вас – да с печальной вестью. Но вы единственная родственница покойной.

– Дальняя родственница, хотя горемычная и называла меня теткой, – прошелестела Лукерья, – да и виделись мы нечасто. Я далеко, в Волковой деревне обитаю да христарадничаю на старости лет. Сил уж нет копейку заработать.

– А Аглая помогала вам деньгами? – спросил участливо Вирхов.

– Да иной раз у нее самой работы не было, и без гроша часто сидела. Она из Торжка на заработки приехала, торжковское шитье знаменито, и на царей работали. Да кому оно теперь надо? – жалостливо понурилась старушка. – Это она только недавно комнаткой здесь обзавелась, да и то потому, что хозяйке и жильцам по хозяйству помогала. Так и рассчитывалась.

– А вас к себе жить не приглашала? – Светлые глаза из-под белесых бровей смотрели на свидетельницу доброжелательно.

– Звала, батюшка, звала, да что проку от меня? Только нахлебничать, – охотно отвечала старушка.

– А не припомните ли вы, Лукерья Христофоровна, когда в последний раз встречались вы с племянницей?

– Как же, не забыла – с неделю тому назад будет. Навещала она меня, с Вербным воскресеньем поздравила да немножко денег оставила. Говорила, что выполняет заказ богатый. Мечтала капиталец сколотить.

– А что за заказ? От кого? Не говорила?

– Да пошто я упомню фамилию? – вздохнула старушка. – Нет, не скажу. А думаю, что был это какой-то полячишко.

– Почему вы так думаете?

– А Бог его знает, – смутилась старушка, – откуда в голове такое очутилось?

– Не о Крачковском ли шла речь? – подсказал Вирхов.

– Похоже. Крачковский? Имечко-то шляхетское... Нет, врать не буду, фамилию не припомню. Да и про заказ не говорила, все отмалчивалась, чего шьет... А вот что пришло мне на ум – я тогда над ней посмеивалась, так, по-доброму, – дескать, не хватит ли в старых девках сидеть, нельзя ли за денежного полячишку замуж выйти?

Женщина вздохнула и задумалась, видимо, представив мысленно свою Аглаю.

– И не уродом была девка, да работящая. Почему нет?

– И что ответила вам Аглая? – спросил Вирхов.

– Стала надо мной, старой дурой, насмехаться. Говорила – он похож на бочонок, поставленный на две кривые оглобли.

– Длинноногий, значит. – Вирхов не заметил, как машинально начал подкручивать кончик своего пшеничного уса. – С брюшком. А лет, лет ему сколько? Не говорила?

– Про лета не упоминала, – покачала головой старушка. – Только я думаю, если б он моложе ее был, она бы сказала. Значит, по возрасту подходил. Или постарше ее.

– А где живет, не упоминала, как познакомилась?

– Нет, батюшка, ничего не знаю. Может, на гуляньях в Екатерингофском – раза два она там была. А так все с иголкой сидела.

Карл Иванович встал и начал расхаживать за спиной посетительницы. Пауза затянулась. Молоденький кандидат Павел Миронович Тернов проскользнул в дверь и замер, встав у широкого подоконника, где лежали вещественные доказательства, проходившие по другим делам: фомка, воровской лом да пузырек с темной жидкостью.

Старушка оглянулась и через плечо спросила:

– А вы, батюшка, уж не полячишку ли в убийстве подозреваете?

Вирхов остановился.

– А когда Аглая должна была богатый заказ выполнить? Не к Пасхе ли?

– Чего не знаю, того не знаю, – огорчилась старушка, – кабы знать заранее, что такая беда грянет, поспрошала бы и вдоль и поперек, а так не полюбопытничала, грешна... Хотя погодите... Аглаша обещала мне на огородишке помочь – вот на будущей неделе, говорила, посвободнее буду. Верно, к Пасхе и должна была управиться.

– А не было ли у Аглаи другого сердечного дружка на примете? – И так как Лукерья не отвечала, Вирхов решил помочь ей: – Художник, например, что выше этажом жил? Про него Аглая ничего не говорила?